Пятница у Петрашевского, среди дебрей. Накурено до сизых облаков; пили чай, умствовали об общественном устройстве.
— Церковь освободила только от страха смерти, но не от смерти самой.
— Для того чтобы освободиться от этого страха, не надобно церкви; сегодня, господа, взошло солнце новой позитивной науки — психологии!
— Видали мы эти науки!
— Психология, господа, и только психология! Эксперимент, точнейшее наблюдение над нервными тканями, опутывающими нашу физическую личность вроде паутины.
Дальше — сливающимся гулом:
«А церковь куда же?» — «Ее на две части. Одну отдать будущему государству, государству равных». — «При равенстве не будет государства». — «Будет, никуда не денется!» — «Не будет. Или государство, или будущее, которое хрустальный дворец». — «Хрусталя не напасетесь». — «А это уже наша забота». — «Так какова же участь церкви? Фурье, однако, стоит за ее сохранение». — «Половина ее отойдет государству, но без пережитков, а религией ума и света». — «Хрустальные дворцы». — «Вторая же часть церкви отойдет психологии, как науке будущего; место попа, господа, займет психолог!» — «Представляю психолога с причастием!» — «Хрустальные дворцы, кругом газовое освещение и эмансипация женщин». — «Второе пришествие, господа, это пришествие психолога, знатока человеческой натуры». — «Эмансипированная женщина, облаченная в солнце». — «Однако ж азиатский вопрос, господа, дьявольский азиатский вопрос!»
Николенька — в дебрях — ежится воробьем; платоновский мир идей завис над столом куполом табачного дыма. От перестрелки гипотез и социальных прожектов гудит в голове; шуршат в воображении чертежи хрустальных дворцов с эмансипированными женщинами и любезными, говорящими слегка в нос, психологами.
— С точки зрения архитектуры… — начинает он.
А за столом уже обсуждается азиатский вопрос: должна ли Россия простирать свои границы далее в Азию или же ее место в квартете европейских держав?
— Должна! — Глоток чая, резкий клац чашки о блюдце.
— Позвольте…
— Азиатские народы примут Россию, но не нынешнюю, с ее варваризмом, лишь слегка подсахаренным просвещением, не нынешнюю!
— А где ж вы сыщете другую Россию? Россия есть Россия, вот первейший закон логики, закон тождества; другой она не станет, ни по щучьему веленью, ни по хотенью мсье Фурье! — Клац о блюдце.
— Сказали! «Россия есть Россия» — тав-то-ло-гия! России, господа, покудова нет, она есть проэкт, вроде архитектурного; покуда же мы до сих пор имеем Русь, а возможно — Золотую Орду, слегка подпудренную Петром. Или даже — Скифию… Россия покуда только в головах!
