«Только честно, ты во все это веришь?»
«Во что?»
«В то, что нам пропихивают».
«А ты?»
«Ты о себе скажи».
«Что — о себе? Делаю вообще-то то же, что и ты».
«Я круглые сутки о своей заднице не думаю».
«Ну да, ну да, о ней твои мама с папой думают. Ты же номенклатурный, они тебе и так теплое местечко…»
«Заткнись».
«Сам начал…»
Куч поднялся, вернулся к тренажеру. На себя — от себя. На себя — от себя. Кроссовками упирается, классные кроссовки, отец, наверное, из загранки привез.
«Я… да… — Куч тянул на себя рычаг, груз поднимался и опускался. — Только из-за них… родителей… а так бы послал все это!»
«Подожди, они что у тебя — знают?!»
«Знают. У них там наверху сейчас… бардак. Комиссия из Москвы, нового секретаря привезли. Всех трясут, отца вызывали. Вот они на меня и насели, оба… Давай, давай, надежный кусок хлеба в жизни будет…»
«Ты что, серьезно?»
Москвич присвистнул. Снова посмотрел на фирменные кроссовки Куча.
«Куч!»
«Что…»
«А тебе ведь самому нравится!»
«Что?»
«Что-что. Ты же Лаврику весь его объект… Потом весь красный, как рак, сидел».
И отскочил, ожидая удара.
Куч лежал спокойно. Большой, выше Москвича на голову, немного беззащитный, как все сильные люди.
Москвич приблизился.
«Куч…»
«Сука Лаврик! У самого язык, как жеваная тряпка…»
«Ну, он не хотел рассказывать…»
«Сука. Пожалел его. Из жалости, понимаешь? Достоевского как назло вечером начитался. Униженные и эти… Мне его давно жалко было, что мать у него уборщица. Мы же раньше с ним в одной школе, мы его еще… Потом они в другой район, там он отличник, олимпиадник… Когда нам эту жеребьевку устроили, практика… Ты с кем был, с Фарой?»
«Да».
«Фара — нормальный».
Москвич кивнул. С Фарой было весело — быстро попрактиковались друг на друге, потом травили анекдоты.
«А меня с этим, Лавриком. Когда нас в кабинке оставили, он дрожит, в этой своей школьной формочке с заплаткой, кожа в этих, гусенках, вот-вот обосрется. И так захотелось его… Отпинать или…»
«Или что?»
«Да нет… Так… Достоевский. Бедные люди. Читал?»
«Нет. Интересно?..»
Снова заработал рычагом. К себе — от себя.
К себе.
От себя…
— Через неделю его отца услали в область. Руководить там чем-то второстепенным. Кучкар тоже исчез из группы.
— «Кучкар» переводится как «баран». Самец барана. Самец-производитель.
— Не знал.
— А вы читали Мураками?
— Что-то сказали, Тельман?
— Читали Мураками, «Охоту на овец»?
— Нет. Интересно?
— А что потом было с этим Кучкаром?
— С Кучем? Исчез. Оставил мне несколько сказок про Ануширвана. И те самые кеды. Потом его смыло Афганом. Как многих. Туда, где из мальчиков делали мужчин. Или мертвецов. Или психов. Кому как повезет. Мой объект, благодаря тренировкам накачался и окреп. Жаль только, что нас перестали собирать. В верхах перестановки, не до молодежи было.
