Покупателей среди нас не оказалось.
Стали проходить через дверной косяк, который Участковый, несмотря ни на что, уважительно называл «рамкой», а Муса в отместку за свои падающие штаны обозвал «стеной Искандера».
Правда, когда проходил Муса, все было в порядке, а мне не повезло.
Только стал проходить — Ханифа вытащила откуда-то велосипедный звонок и стала трезвонить. И такой еще звон злобный, будто скворца за ногу дергают.
— Вот! — обрадовался Участковый. — Иди обратно.
— Не понимаю… — говорю. — Я весь свой металлолом в миску сдал.
— Значит, что-то от государства утаил, посмотри еще, — советует Участковый, и супруга тоже кивает.
Пощупал я себя — никакого металла.
— А может, ты проглотил чего-нибудь? Металл из живота тоже звенеть может.
— Да, тогда операцию придется делать, — сочувствует Ханифа. — У моей сестренки один раз значок «Олимпиада-80» из живота достали…
От этих разговоров я совсем расстроился. Топчусь около рамки, и еще оскорбительное слово, которое на ней нацарапано, в глаза лезет.
— Не расстраивайся, акя, — говорит Ханифа. — Может, все-таки чего-нибудь купишь?
Уф, так бы сразу и сказала… Купил я у нее жвачку, дети давно по жвачке скучали.
Стал проходить — опять тридцать три несчастья. Косяк этот, или как его, — упал.
Хорошо еще меня не придавил. Кто бы тогда дальше все наши дела на бумагу записывал? Муса бы точно не стал, у него получилось бы только: «Дети, дети, мои дети».
В общем, рамка валяется, собака от страха лает, у Ханифы табуретка с товаром пострадала; «террорист», — кричит.
Пришлось нам задержаться, помочь им рамку поднять-установить. Столько времени из-за этого терроризма потеряли.
Странно, что Председатель, как человек недоверчивый, не вышел посмотреть на этот шум. Он ко всем людям и звукам с подозрением относится, думает, наверное, что сейчас на него нападут или жалобу напишут.
Мы шли по коридору.
Хотя наш сельсовет был еще и музеем, ничего в нем выставлено не было. Только пара стеклянных витрин из бывшего сельмага, сохранявших вечный запах маргарина. И еще в одной витрине лежала фотография Председателя, под которой было написано: «День сегодняшний».
Тут же стояла пустая тумбочка для греческой статуи с надписью: «Предок».
Этой тумбочкой музей заканчивался.
Около двери в кабинет Председателя дежурили два брата, погодки.
Один сидел на диване и пытался завязать пальцы на ноге в узелок.
Другой, изогнувшись, подсматривал в замочную скважину и говорил шепотом, чтобы его не слышали по ту сторону двери:
