Только-только почувствовал Отар первую радость самостоятельной работы, только-только подружился с недотрогой Циалой, дочерью руководителя экспедиции, профессора Геронти Теймуразовича Инаури… пришла из Тифлиса телеграмма.
Петрэ срочно вызывал Нину, требовал сообщить поезд и номер вагона. Это обеспокоило Отара, он, как это ни было грустно, решил взять отпуск на несколько дней и поехать с мамой.
На вокзале их встретил Петрэ.
У него от гнева было слегка перекошено лицо. Весь он был готов вот-вот лопнуть от злости. Не поздоровавшись, спросил с места в карьер:
— Почему дали мой адрес? Кто вам разрешил давать мой адрес? Из-за вас меня знаете куда вызывали? Этот пакет, этот пакет из-за границы, посмотрите на марки, кто изображен на этих марках — король и королева! Да, да, король и королева, в хорошее вы меня положение поставили! Этот пакет адресован вам. Почему же он пришел на мою квартиру? Почему я должен был идти туда, куда мне совсем не хотелось? Только подозрение на себя навлекать. Я не знаю, что в этом конверте, и не желаю знать. Между прочим, Лиана, человек, которому я безоговорочно доверяю, сказала, что она бы никогда, ни при каких обстоятельствах так не поступила бы — давать чужой адрес для заграничной переписки. Когда меня вызвали, бедняжка думала, что мы больше не увидимся. Но хорошо, я был братом вашего мужа, но она, она-то чем виновата?
— Дядюшка! Дай конверт. Проваливай. Слышишь, проваливай подальше, слышишь?
— Между прочим, я ничего другого не ждал от своего племянника, — с достоинством произнес Петрэ.
Нина взяла конверт и негромко сказала сыну:
— Неудобно, Отар, говорить на «ты» с чужим человеком, который к тому же старше тебя. Ты должен был объяснить спокойно, что этот адрес я оставила давно, когда не знала, где буду жить…
— Да, но после этого вы могли пятнадцать раз сообщить свой адрес, ведь вы не сделали этого, значит, не хотели или боялись!
Нина пропустила реплику мимо ушей и продолжала:
— А ты говоришь ему «проваливай», как будто он твой сверстник. Вечно следует учить тебя вежливости.
Петрэ удалялся с видом оскорбленной добродетели.
Нина весело обняла Отара:
— А теперь быстро домой. Посмотрим, кто мог нам написать… Письмо из Парижа!
Они не стали ждать трамвая. Перехватив первого же извозчика, не торгуясь, сели.
— Варцихская, двенадцать, — бросил Отар. — Недалеко от почтамта на Плехановском.
— Около почтамта нет такой улицы.
— Бывшая Семеновская.
— Так и скажи, все улицы переименовали, не знаешь, куда ехать. — Извозчик долго возмущался, не догадываясь, что ждет еще тбилисские улицы и площади впереди.
