Совместная жизнь после любви может продолжаться неограниченно долго, только это такое же предательство и обман, как и связи на стороне. Целовать друг друга, и делать вид, что получаешь от этого удовольствие, а в душе копить галочки — «что меня в тебе раздражает». Лучше уйти, чтобы дать друг другу еще один шанс найти любовь на всю жизнь. Я верила, что это возможно, и уходила. Благо была маленькая, уютная квартирка, доставшаяся мне от бабушки.
Уходила не к другому мужчине, а в никуда, собрав все свое мужество в кулак, хоть было страшно. Страшно и тяжело уходить с теплого насиженного места. Особенно, когда это происходит не в первый раз, и ты уже знаешь, каково оно — ОДИНОЧЕСТВО. Каждое утро ты делаешь себе один бутерброд с сыром, а колбаса, которую покупаешь для него по привычке, портится в холодильнике, и лишь ее пряный запах напоминает о том, что когда-то ты жила не одна. Разведенная бездетная женщина — показание к суициду. Каждый вечер гробовая тишина встречает тебя дома, и, чтобы развеять ее, ты включаешь телевизор, но тишина остается у тебя внутри и холодным обручем сжимает сердце. В твоем гардеробе вдвое меньше вещей, и тебе не на кого списывать бардак, а твои подруги извиняются за то, что не могут встретиться с тобой, и из боязни ранить тебя умалчивают о содержании своих семейных мероприятий. Ты зажигаешь свечи, наливаешь себе шампанского и ныряешь в джакузи, создавая иллюзию романтического вечера, но, в итоге, напиваешься и топишь слезы или себя в ароматной воде. Не каждый вынесет испытание одиночеством, да, возможно, и не стоит. Но еще большим испытанием для меня было жить с нелюбимым, и я уходила.
Когда появилась дочка, как ни странно, уходить стало легче. Даже в шесть лет она, мое сокровище, все понимала и в ответ на мои пространные объяснения, почему тот дядя больше не будет жить с нами, обнадеживающе говорила:
— Но ты же еще выйдешь замуж?
Уже в шесть лет она понимала, что ощущение любви и нежности в семье для женщины — самое важное.
Мне хочется вспомнить, какой была моя первая любовь. Вроде бы она должна была быть самая сильная. Если закрыть глаза и перенестись в прошлое, я могу воспроизвести ощущение пронзительной радости, которое испытывала, когда мы стояли рядом с ним перед безвкусно одетой регистраторшей в ЗАГСе. У нее был кривой, словно перекошенный рот — наверное, ей до смерти опостылело ежедневное наблюдение чужого счастья. Оркестр фальшивил, казенный загсовский фотограф отпихивал нашего частного, гости с преувеличенно серьезными лицами уныло хлопали после финальной фразы косоротой тетки, но его рука так крепко и надежно сжимала мою, а его глаза так блестели от волнения, что я была на седьмом небе от счастья. Мои ноги едва стояли на месте, мне хотелось прыгать, визжать и обнимать его и всех на свете.
