Розка ходила по городу и вся полностью светилась. Про нее даже в “Красной Десне” написали как о не щадящей врагов, пускай эти враги даже и находятся в шкуре родных мужей.
Мне нравилось, что Розка устроила такую жизнь. От ее света мне тоже крепко перепадало. Получалось, что мы геройствовали с ней вместе. Рувим тоже, конечно. Но главное – мы с ней.
Надо сказать, что для людей я находился на положении младшего Розкиного товарища.
А Розка как жила, так и жила в квартире, которую заимел в свое хорошее время Ракло. Никто Розку не двигал. А кто б ее двинул?
Кухня, уборная с водой, три комнаты, почти вся обстановка от прошлых хозяев вплоть до портрета писателя Льва Толстого с бородой, как у моего деда, в большой раме, я считаю, что золоченой. Красивая рама, особенно красивая потому, что не квадратная или даже круглая, а овалом. Конечно, имелись и зеркала в рамах – одно на входе, другое в спальне. Эх, кто там в зеркале себя рассматривал до революции, не знаю… Но кто-то ж рассматривал…
Квартира была на пол-этажа. А дом был трехэтажный. Как раз напротив бывшей управы. Тогда подобные дома в Чернигове считались на пальцах одной руки и еще оставалось. Понятно, что такие удобства Ракло достиг по службе. Он же был хваткий. Дурной, а хваткий.
Не скрою, и мне б хотелось жить на дубовом полу, дергать за ручку в уборной, смотреть, как красиво падает вода… Но неприкрытый взгляд на многие вещи тогда еще не проник в среду населения. И не нам с Розкой было выставляться под удар.
Да.
После смерти Ракла Рувим повадился ходить на “Мучеников”. Розка ему так приказала, чтоб туда, а не к ней на квартиру, тем более – в наробраз. Что-то она Рувиму давала – из руки прямо в руку. Я, конечно, видел такие действия, но не спрашивал. Зачем? Давала, значит, так специально требовал момент.
И что интересно, бывало, Рувим ждал днями. Мы ж с Розкой и сами не знали, когда будем. Хоть раз в неделю являлись – без пропуска. Она меня с кем-нибудь предупреждала, а то и в контору звонила – мол, товарища Гойхмана по комсомольским делам просят в райком.
Рувим на меня не смотрел. Получал от Розки, за чем приходил, – и айда на улицу.
Вид у него был совсем страшенный. Я его больше не жалел. Я уже ему давно спасибо сказал, что он меня вывел.
Особенно я не жалел Рувима после следующего события.
Приперся он в один вечер на “Мучеников”. Еле тянулся, голова трусится, колени вразнобой и тому подобное. А Розки пока не было.
Я Рувиму по-хорошему открыл дверь, пустил в хату, в комнату, посадил на лавку.
