Не скрою, с высоты прожитых лет мой поступок кажется проявлением безответственности по отношению к больному человеку.
Но высота появляется позже, а текущий момент всегда и бесповоротно побеждает.
Знаменитая горка оказалась непригодной к использованию. Сквозь прогалины в раскатанном за зиму льду зияла мокрая земля.
Зоя обиделась на такое положение:
– Ну честно, вчера ж еще каталися… Вчера… Правду тебе говорю, Маричек…
Я поддержал разговор в том направлении, что не покатаемся, так хоть пройдемся.
Незаметно мы углубились в голые аллеи, дошли до памятника поэту Пушкину. Совсем рядом с моей школой. Там звенел звонок, и учащиеся выскочили на улицу.
Зоя зачарованно посмотрела на стайку красивых чисто одетых девчат.
– Ой, какие! Это ж твоя школа? А ты прогуливаешься. Не боишься, увидят?
Я даже и не подумал, что пропускаю занятия и как комсомолец особенно поступаю нехорошо.
– Пускай! Скажу, по комсомольским делам прогуливаюсь. Пускай заикнутся! У меня знаешь кто почти родич? Ракло. Сам Ракло. Знаешь такого?
Зоя засмеялась:
– Нашел заступника! Он и за меня никогда не заступится, не то шо за кого… – Смех ее перелился в слезы, не горькие, а такие, с привычкой. – Это ж мой батько! Дал мне фамилию на смех людям – Ракло-брехло. А больше ничего от него и не вижу.
Я всмотрелся в лицо – ни малейшего похожего. Я б сразу сообразил, если б хоть чуточка обнаруживалась.
– Ракло-брехло… А ты сама по себе не брешешь? – Я даже разозлился на Зою за свое незнание.
– Ну как я тебе докажу? Перекреститься? Дывысь!
Зоя перекрестилась.
Я, конечно, поверил.
Неожиданно раздался голос моей учительницы, прямо за ухом:
– Шкловский, на последний урок еще успеешь, если от барышни отлипнешь!
Я независимо от ее должности ответил:
– Не могу никак! У меня отец умирает в данную минуту. Мы за доктором бежим. Сейчас как раз дух перевели.
Мы с Зоей переглянулись и припустили от ненужной встречи.
Я оглянулся. Учительница смотрела нам вслед и что-то кричала в смысле надежды на выздоровление Переца.
Зоя сквозь бег выдохнула:
– Сам ты брехло!
Она, конечно, просто так, чтоб вроде перекинуть на меня обидное слово. Но я ж-то знал, что попала она именно в главнейшую точку.
Так что внутренне я улыбнулся Зое и ее чистой душе. Она была глупый неокрепший ребенок. А я – уже нет.
Святомиколаевская оставалась в двух шагах, дом совсем рядом…
Мы с Зоей влетели в калитку, потом в двери.
Шмулик не пискнул – привык и полюбил меня за дополнительное питание.
