…Ощущение абсурдности существования, присущее некоторым героям романа, порождает скептическое отношение к рациональным способам осмысления происходящего и решения жизненных проблем. Ведь в чём суть конфликта Киры с Полиной? Девочка чувствует недостаток любви приёмной матери, ревнует её к родной дочери – такие вот иррациональные, неподвластные разуму чувства… Есть здесь и мистический элемент: однажды «Киру стали посещать видения», проявились сверхъестественные способности: дар предвидения, умение снимать головную боль. Эта линия будет ненавязчиво развита автором, что придаст дополнительные оттенки конфликту.
А. Ермакова не упрощает свою задачу: нарисуй она Киру более покладистой (а если принять сравнение сознания ребёнка с пластилином – мягкой и податливой), то на пути к счастливому финалу не было бы серьёзных препятствий. Но нам будто хотят напомнить гоголевский призыв: «полюби нас чёрнинькими, а белинькими нас всякий полюбит»…
В то же время автор понимает: если «эмоциональные удары» будут следовать подряд один за другим, реакция читателя на них может притупиться. Поэтому используется различные приёмы – иногда не совсем обычные. Так депрессивное – вплоть до суицидального – настроение, периодически охватывающее Андрея, его жена использует как повод для не самых безобидных шуток… А рассказ о смерти бабушки Киры, написанный жёстко, с натуралистическими подробностями, начинается с детской страшилки о грозящих гибелью жёлтых шторах, что придаёт истории едва ли не пародийное звучание... Кстати, в романе звучит такая мысль: «Жизнь всегда резче выступает на фоне смерти». И, судя по всему, наоборот…
Вообще А. Ермакова нередко работает, что называется, «на грани». Касается это и языка. Словотворчеством постоянно занимаются и Полина, и Андрей (как мы помним, литераторы), и даже их дочка. В этом смысле характерно щемящее описание реакции детей-даунов на появление – стараниями волонтёров – рядом с интернатом будки с собакой по кличке Дурында: «На прогулке окружали будку, большеголовые и улыбчивые, нагибались, отталкивая друг друга, заглядывали внутрь и звали: «ЫУ! ЫУ!» Дурында нехотя вылезала, к ней тут же тянулись гладящие и галдящие руки. Они ласкали собаку… Те дети, кому не хватало места возле Дурынды, гладили будку, будто тёплого доброго друга. Собака терпеливо сносила эту густую и липкую, смолянистую любовь… Виляла хвостом, время от времени лизала протянутые к ней руки, пахнущие детским снегом, и улыбалась». Как видим, автор пишет «не по правилам», рискуя навлечь на себя упрёки их блюстителей. Но, по-моему, в подавляющем большинстве случаев такой риск оправдан: текст становится эмоционально богаче, возникают новые смысловые оттенки.
