Читать прозу Владимира Курносенко – будто проходить обряд очищения и в самом деле становиться мудрее и совестливее. Очень точно сказал о Курносенко, который был не только писателем, но и врачом, Виктор Астафьев: «Сперва как врач-хирург, затем как литератор, он понял очень простую, но многим и многим людям недоступную истину: прежде чем сделать операцию больному, надо самому почувствовать боль человеческую. А задача врача и вместе с ним литератора – помочь убавить боль и уменьшить страдания человека».
Пристегните ремни!
Колумнисты ЛГ / Очевидец
Макаров Анатолий
Теги: искусство , культура
Здания, где «живут музы», – театры, музеи, концертные залы, литературные клубы – иногда уподобляют храмам, с чем не поспорит самый убеждённый атеист. А самый отвязанный авангардист признаёт, что «намоленность» их стен требует уважения. Искусство, даже богоборческое, по сути своей, – это священнодействие, жажда откровения, моление об истине и надежде.
«Это вы современное концептуальное кощунство имеете в виду?» – саркастически спросят меня и напомнят о публично распиленных иконах, похабном «переосмыслении» великих текстов, об интимных, простите, местах, приколоченных в центре столицы к брусчатке.
Отвечу: бесовство под видом художественной свободы самим же искусством будет отвергнуто и отмщено. Каждый безобразник, если в основе его «самовыражения» мелькнуло нечто, лишь похожее на вдохновение, потом будет наказан равнодушием, забвением, бесплодием выжженной души. От искусства же не убудет. У него есть свойство самоочищения и способность даже в нарочитом скандале обнаруживать зёрна творческого прорыва. Случалось, некоторые оскорбительные для привычного вкуса новации со временем оборачивались художественными откровениями.
Словом, оскорбляться можно сколько угодно, однако брать на себя функции цензуры, тем более самочинной, или врываться в художественные галереи, осеняя себя крестным знамением или красным знаменем, ни в коем случае нельзя. Не царское дело...
Всё так, но как быть с так называемым художественным жестом, а то и с целой художественной практикой, которые, по вашему ощущению, имеют явную или подспудную цель унизить вас? Утереться?
Позвольте исторический экскурс. Мемуаристы вспоминают дискуссии, которые сопровождали с двадцатых годов каждое заметное творческое событие. Обсуждали спектакли Мейерхольда, пьесы Булгакова, поэзию Маяковского – обсуждали яростно, без почтения к авторитетам, иногда переходя на личности. Иначе у нас, увы, обычно не бывает. Однако от «карательных выводов» тогда эти самые дискуссии многих художников уберегли. То, что публично обсуждается, дискутируется, подвергать репрессиям не с руки. А то, что спустя десять лет репрессиям подверглось, предметом диспута и быть не могло...
