Перед очагом сидит, в огонь глядит, о прожитом думает. Язычки огня голубые да зеленые с угля на уголь чертиками перескакивают, словно дразнят инока: «Семь долгих лет томишься в иноках, за тридцать добру молодцу, а радости да сладости житейской не видывал, не испил досыта. Видно, голова твоя в мирских делах была не смекалиста, либо загордился не по силам себе. Вот и упустил, на диво всем, невесту свою, Анфису, дочку боярскую! Тебя посулами утешала, любила, миловала, да и выскочила за сынка княжьего Данилу Борисова, как лиса хвостом вильнула. Понадеялся на слово боярское да и проворонил зазнобу сердца молодецкого. Не велика доблесть в монастырь сбежать, коли не сумел невесту отстоять. Гладил бы теперь не кота черного, что под рукой мурлычет, а головку сынка своего, растил бы дочку красу на загляденье и зависть боярыням!»
И замерли в очаге, потухли язычки огненные. Только лампада освещала инока с невеселыми думами. А ветер гонит и гонит речную волну, и плещется она под стенами обители. Одинокий челн с гребцом на корме к берегу пристал, из челна вышла жена в одеже богатой, княжеской, в гору поднялась и, пряча лицо в соболя, в ворота постучала. Заскрипела калитка, и дюжий чернец-вратарь проход загородил. Но шепнула женщина слово могутное, а в руку деньгу тяжелую сунула. Пропустил чернец богомолку и келью инока-целителя указал.
Нет, не удивится монах нежданной пришелице. Не первая молодуха спешит к нему с болью-хворобой несказанной. Но отвечал инок им всем одинаково: «Нет у меня, лебедушка, средства такого, чтобы в тайне зачатия помогало. Проси богоматерь, только она может исцелить от бесплодия. Да помни Луку-апостола: «Блаженны неплодные и утробы неродившие!» И так он отвечал одной, другой и третьей, до одного ненастного вечера. Надолго она ему запомнилась. В келью вошла, у порога стала, молчит. Слышалось только дыхание ее да сердца стук. По одежке боярыня либо богатого посадского жена несчастная. И, набравшись смелости, словно в ледяную воду бросилась, молвила:
— Дитяти хочу. Яви милость великую, исцели от бесплодия. Как на бога за то молиться буду!
И послышался целителю в ее горе-жалобе крик о гибели. В первый раз тогда не сослался он на волю богоматери, а задумался. Да и сказал попросту, как мудрый отец своей дочери:
— А как не ты, боярыня, бесплодна, а супруг твой повинен в том? И коли такая тоска у тебя по детищу, то смекай сама. Авось кто и сжалится, только мужа на то надо доброго, а распутных да воровских обегай, не зря народом сказано: «Если нет в дитяти рожоного, так не будет вложенного!» От кого родила, то и вырастет!
