Правый затылок обернулся порывисто. В его движении угадывалось непреодолимое желание выбить мне зуб. А я очаровательно улыбнулась и добавила:
– Пожалуйста…
Затылок, оценив майку и помаду, плюнул мне на новые туфли и вежливо процедил сквозь зубы:
– Давай сюда свою мочу. Открою.
Из-под куста вылезла еще одна бутылка. Затылок посмотрел туда, откуда она вылезла, сморщился, но и ее открыл.
За это время я уже успела оценить затылок в анфас и в профиль, и он мне понравился. Поэтому уходить я не спешила и развязно предложила:
– Мальчики, а вы нас до дома не проводите? Мы дачницы…
Кодовое слово было произнесено. Дачницы. Партизаны всегда делали стойку на это слово. Потому что все они хотели жениться на дачницах и жить в Москве.
Но это оказались неправильные партизаны. Потому что они хором ответили:
– А че вы тут делаете, дачницы? Идите в жопу.
Полинка снова пописала, натянула трусы и двинула в сторону нашего поселка. А я осталась. И с нажимом повторила:
– А нам страшно идти одним. Понятно? Меня зовут Ксеня, я знаю Борьку Лаврова, и меня непременно надо проводить до дома. Ага.
Абориген, вызвавший у меня симпатию и легкое сексуальное возбуждение, сплюнул себе под ноги и трезво ответил:
– Вот пусть Лавров тебя и провожает. Че ты до нас-то домо-талась, чепушила?
Полинки уже и след простыл. Микки Маус померк на моей плоской груди, а помада осталась на горлышке пивной бутылки. Аргументы закончились.
Я развернулась и тут же во что-то вляпалась.
Наклонилась, чтобы вытереть туфлю о траву, и явила миру свою попу в джинсовых трусах.
С тех пор я уверовала в то, что задница – это лучшее, что у меня есть. Потому что тут же почувствовала на ней чьи-то руки, и голос, принадлежащий симпатичному аборигену, вдруг сказал:
– Где, говоришь, ваша дача?
…Его звали Слава. Он работал машинистом электрички, был высок, красив, зеленоглаз и остроумен.
Через неделю я влюбилась в него по уши.
По ночам мы воровали у Славкиного соседа старый «УАЗик» и гоняли на нем по городу.
Мы гуляли по просмоленным шпалам до электродепо и обратно.
Мы ночевали в лесу возле костра. Мы сломали диван у него дома. Он называл меня «куклой». Его мама звала меня «дочей».
Я выкинула сиреневую помаду, шорты-трусы и майку с Микки Маусом.
Я научилась готовить пищу. Меня позвали замуж.
Замуж мне не хотелось ну совершенно. Поэтому я вновь откопала своего Микки Мауса и порношорты, с неподдельным сожалением призналась Славе в том, что на роль жены совсем не подхожу, и первой электричкой вернулась в Москву.
