Марина Васильевна улыбнулась улыбкой клоуна из кошмарного фильма «Оно».
– Понимаете, э-э-э…
– Ксения Вячеславовна, – подсказала я.
– Ксения Вячеславовна, – продолжила заведующая, – мы будем рады любой помощи. Вот, например, одни родители подарили садику телевизор, другие – итальянские карнизы для штор, еще кто-то…
Ага, а еще золотой рудник, нефтяную скважину и остров в Тихом океане. Щас тебе.
Я невежливо перебила корыстную женщину с мещанскими замашками:
– Три мешка бриллиантов не пожертвую, честное слово. Карнизов у меня нет. А телевизор не отдам, это последняя память о муже. У меня вообще ничего нет, если совсем уж откровенно. Но я могу принести пять мешков игрушек. В хорошем состоянии. И десять пачек бумаги для принтера, если она вам нужна. Больше у меня ничего нет. Правда.
И я посмотрела ей в глаза. Долгим, пронзительным таким взглядом. Это я умею. И даже неплохо.
Марина Васильевна несколько секунд изучала меня, как анализ кала в микроскоп, потом оценила взглядом рыночную стоимость моей одежды и вздохнула:
– Ладно. Приводите ребенка в понедельник, в пятую группу, к половине восьмого утра. До свиданья.
Я пнула маму в третий раз, мы хором завыли: «До свида-а-ания, Марина Васильна-а-а» – и, путаясь в коридорах, вышли на улицу.
Щелкнув зажигалкой, я поднесла язычок пламени к маминой сигарете, потом к своей. Выпустила струйку дыма и, по-птичьи склонив голову, уставилась на родительницу.
– Ну, что? Все нормально? – встрепенулась она.
– Угу. Спасибо тебе.
– Ты мне не спасибо говори. Ты ответь лучше, когда наконец на нормальную работу устроишься. Мы же с папой не миллионеры. Андрюшку-то еще ладно, вытянем… А ты давай или работу себе ищи, или мужика богатого.
Сигарета вдруг загорчила, и я, не выкурив и половины, затушила ее об угол детсадовского здания. Мужика богатого. Хорошо звучит!
Перед глазами сразу возникла картина: иду я по улице, а навстречу мне – богатый мужик. В золотых таких одеждах, во лбу алмаз горит размером с яйцо страуса, так что и лица-то не видно. Да и зачем ему лицо, с таким-то яйцом? То есть с алмазом. И вот он идет, распахнув объятия, мне навстречу, и кричит зычным голосом, как в пустое ведро: «Эгегей, Ксюха, я – твой богатый мужик. Я всегда мечтал встретить на улице мать-одиночку двадцати лет, одетую в тряпки с Черкизовского рынка, посадить ее на белый теплоход Михаил Светлов и увезти в свое королевство. Там она будет жрать бананы, кокосы и ананасы с рябчиками… »
