— А почему именно сюда, а не на следующую тропинку, или на одну из прошлых, вон их сколько было?
Мычка хмыкнул:
— Так мы ж, за сокровищами идем. А на тех тропках их нет.
Пещерник взъерошил бороду, сказал понимающе:
— А ведь верно. Я, было, хотел предложить разбить лагерь, но теперь понимаю, что ни к месту.
— Почему? — откуда-то из темноты поинтересовалась Себия.
— Так ведь, искатели сокровищ ходят только ночью, без факела, и исключительно, запутанными тропками, — с подчеркнутой серьезностью ответил Шестерня. — Вот мы и идем, как настоящие искатели.
— Только луна мешает, — задумчиво добавил Дерн. — Слишком хорошо все видно. А так бы, действительно, как настоящие…
Мычка повернул голову, взглянул с недоумением, не веря, что болотник решился на шутку, но Дерн смотрел прямо перед собой, не выказывая и тени эмоций, и вершинник отвернулся. Зола некоторое время крепился, игнорируя подначки друзей, наконец, не выдержал, сказал едко:
— Я за собой силком не тянул. Если кому-то не нравится, можете вернуться. Город рядом.
— И попасть в руки вершиннику, что с таким рвением пытался заграбастать твое добро, — хохотнул пещерник. — Он, наверное, уже и друзей привел: сидят — ждут, когда же вернутся эти доблестные наемники.
— Я бы очень хотела надеяться, что это так.
От тихого голоса подземницы повеяло таким холодом, что Мычка невольно сглотнул, спросил осторожно:
— А может быть по-другому?
— Они могли обогнать нас и устроить засаду или установить на дороге ловушки. А быть может, сейчас идут по нашим следам, выжидая удобный момент для атаки.
Услышав последние слова, Шестерня озирался, сказал нервно:
— Вот за что люблю пещерниц — умеют вовремя испортить настроение.
— Внимание! — голос Себии зазвенел натянутой струной.
Все разом остановились, словно уткнувшись в стену. Опыту подземницы доверяли, и, едва услышав в голосе Себии тревожные нотки, мгновенно обнажили оружие, застыли, напряженно вглядываясь во тьму. В бледном свете луны изумленным взорам представилась удивительная картина.
Серебристое море травы разошлось, обнажая землю, почерневшая, покрытая спекшейся коркой идеально круглая проплешина, без единой травинки, словно, неведомый жар выжег все живое на сотню шагов вокруг. Местами корка растрескалась, и в образовавшейся земляной россыпи отпечатались многочисленные следы. На границе странного образования тропа обрывалась, как ни в чем не бывало, продолжаясь на противоположной стороне.
Зола живо сбросил заплечный мешок, порывшись, извлек сложенную вчетверо бумагу, развернул, некоторое время, подслеповато щурясь, всматривался в хаотическое переплетение начертанных линий, удовлетворенно хмыкнув, вернул обратно, сказал в полголоса:
