Знание-сила, 2007 № 08 (962) | страница 71

По мнению Деникина, если бы был издан четкий приказ, это могло бы подействовать на очень многих офицеров. Добровольчество — дело тонкое. А если офицер получает приказ — тем более от хорошо известного, знаменитого генерала, — он вполне мог пойти, доверясь ему.

В конечном счете, структура была такая: Алексеев ведал внешней политикой, финансами и вообще политикой. Корнилов был назначен командующим Добровольческой армией, и — я подчеркиваю это — появилось название «Добровольческая армия». Появилось оно 26 декабря 1917 года. На следующий день было официально об этом опубликовано в газетах.

Каледин ведал делами на Дону, генерал Деникин, который вечно мирил Алексеева и Корнилова, был назначен начальником первой дивизии. Что было весьма символично, поскольку вся Добровольческая армия не превышала 4 тысяч человек, и фактически он стал просто заместителем Корнилова, а потом и официально на тот случай, если кого убьют, чтобы было ясно, кто станет преемником, чтобы не было никакого разброда.

Так впоследствии и получилось, как мы знаем. Армия была удивительная по насыщенности генералами и старшими офицерами, там генералы командовали батальонами, полковники — ротами. Вся привычная субординация рухнула.

Что случилось дальше? Дальше под натиском красных Добровольческая армия была вынуждена покинуть Дон, по крайней мере, города. Было понятно, что превосходящим силам красных противостоять не удастся.

Мы точно знаем, когда начался знаменитый «ледяной поход». Начался он 9 февраля 1918 года, 22-го — по новому стилю. Знаем и место, где было сказано: «Мы отсюда уходим, и будем двигаться дальше», пока еще не определяя конечного пункта этого движения. Это было провозглашено Корниловым со ступенек парамоновского особняка на Пушкинской улице Ростова-на-Дону. Ныне это библиотека Ростовского государственного университета, здание сохранилось в том самом виде, в котором было.

Был спор, куда идти. Корнилов считал, что надо в верховья Дона, там перезимовать и потом уже смотреть, что будет, когда потеплеет. Алексеев, человек более грамотный и в военном отношении, и политически, чем Корнилов, считал, что идти нужно на Кубань. Если уйдем в верхнедонские станицы, могут отрезать — разольется Дон, с одной стороны, с другой — красные захватят железную дорогу, и все, тупик, деваться некуда. И негде раствориться. Вокруг же степи. И неизвестно, как к этим четырем тысячам человек отнесутся в этих станицах, смогут ли прокормить? Очень много вопросов, и потому он настаивал на походе на Кубань — там еще не было большевистской власти, и казалось, что кубанское казачество поддержит.