Знание-сила, 2007 № 03 (957) | страница 35

Господи! Даруй мне счастье познать все, что мне надо знать, мудрость не знать того, что мне знать не надо, и защиту, чтобы знания, которые мне не нужны, не могли проникать в мою голову.

Если можешь не знать — не знай, и прежде чем вдаваться в детали, трижды подумай, нужны ли тебе они. Ибо по природе своей ЗНАНИЕ — СЛАБОСТЬ.

Knowledge Itself Is Weakness.

«Ipsa Scientia Impotentas Est».

Джей Толсон

Наука породила скептицизм по отношению к любому утверждению, чего бы оно ни касалось — физических законов или законов морали. Сам дух науки — дух релятивизма.

Но как же тогда быть с поисками и определением смысла жизни?

Терроризм религиозных фанатиков, похоже, превращает в абсурд все разговоры о том, что мир будто бы охвачен манией релятивизма. И тем не менее именно фанатизм, заставляющий фундаменталистов убивать и умирать за их единственную истину, свидетельствует о болезненном осознании того, что в мире существует множество истин, конфликтующих между собой.

Релятивистская путаница проникает во все сферы нашей повседневности, от политики до частной жизни, однако проблема лежит глубже и, по сути, является философской: что мы вообще знаем и откуда мы знаем что бы то ни было? Вот ответ, с которым сейчас согласно большинство: всякое знание крайне субъективно, оно зависит от социальных и индивидуальных факторов и выражает наши возможности и желания. Подобная точка зрения, называемая по-разному — субъективизмом, релятивизмом, перспективизмом и даже постмодернизмом, — стала в современном мире символом веры, который многими принимается, другими же — в том числе и ее противниками — молчаливо подразумевается.

Среди самых ревностных защитников этой позиции распространено мнение, что даже научные утверждения по сути своей субъективны. Некоторые ученые, придерживающиеся концепции многополярности мировой культуры, утверждают, например, что всякая наука несет на себе отпечаток культурных и национальных особенностей, и поэтому мы вправе говорить об «индийской», «китайской» или о «западной», «европейской», науке, каждой из которых свойственны свои методы и приоритеты, что не исключает истинности этих наук. Подобным образом одна радикально-феминистская научная школа утверждает, что современная западная наука пропитана патриархальным духом, отразившимся в ее брутальном словаре и агрессивных методах. А противопоставить этому следовало бы более мягкую, спокойную, «феминизированную» науку.