Эмоционально-стрессовая психотерапия В. Рожнова предусматривает активное вмешательство, подобно хирургической операции, цель которого — произвести в душе человека на предельно высоком эмоциональном уровне пересмотр или радикальное изменение отношений к себе, своему болезненному состоянию и окружающей среде.
Эмпирическая психотерапия Н. Витакера и Т. Малона исходит из того, что человек изначально враждебен реальности, а основа психического здоровья и индивидуального развития — освоение действительности и примирение с ней. Задача психотерапии — развитие у пациента способности к эффективному выбору, который делается в основном интуитивно и не осознанием неосознанных процессов (которые и должны оставаться неосознанными), а созданием условий для их эффективного функционирования.
Этнотерапия М. Гауснера и 3. Кочовой — метод, созданный чешским психиатром М. Гауснером по инициативе актрисы и писательницы 3. Кочовой, при котором клиенты с помощью различных приемов погружаются в свое индивидуальное и коллективное детство, в древние культурные шаблоны и архетипы. Считается, что это способствует самораскрытию и самоутверждению, помогает найти свое место в жизни через ощущение в себе природного, древне-трудового и язычески-праздничного начала (предполагается, что древний человек почитал и прославлял природу и свою работу, что и сообщало ему гармоничность).
Ольга Балла
Психотерапевтическая утопия и проект Модерна
Революция повседневности
Принципиальное отличие психотерапии от решительно всех прежних форм работы с душой в том, что она самоценна. Все остальные были встроены в какие-то другие практики (хотя бы религиозные) и служили другим целям, для которых работа с душой была лишь средством. В психотерапии Нового времени душа в ее «посюстороннем» существовании — предел и конечная цель всех усилий. С ней работают ради нее самой.
«Психологическая помощь» человеку как таковая в чистом виде стала возможной и востребованной, когда были «открыты» душевные проблемы как таковые и в чистом виде. Когда появилась и закрепилась на общекультурном уровне возможность толковать человеческие трудности не как религиозные, национальные, социальные, семейные и т.п., а именно как душевные, точнее, когда появилась возможность увидеть все эти трудности как разновидности душевных проблем.
Общества эпохи Модерна ничуть не менее прочих требовали подчинения их нормам и условностям. Но самовластный и самоценный индивидуалист, этим же обществом и воспитанный, не мог на это легко согласиться. Поскольку вдобавок он жаждал еще и признания того же общества, он обретал (и по сей день имеет) такой жестокий внутренний конфликт, какого, по всей вероятности, люди обществ с другими ценностными конфигурациями не знали. (Это, разумеется, не значит, что им было легче, просто трудности у них имели другую структуру.) А еще западный человек сохранил христианскую культуру, императивы постоянного движения вперед, непрестанного самопревосхождения, стремления к «совершенству», но утратил (на уровне безусловного, каждодневного, все определяющего чувства) глубокие религиозные смыслы этого движения, его содержание и оправдание.
