Свечи вспыхнули, осветив лицо знатного аристократа, близкого родственника незабвенной пани Потоцкой, вместе с Тышкевичем он сражался когда-то в Варшаве против русских войск, подавлявших варшавское восстание.
- Да, я узнал вас. Что вам угодно?
- Мне угодно получить записи о странах Востока, которые вы столь усердно собирали еще со времен службы в гарнизоне Орска, и материалы о своем пребывании в Хиве, Бухаре и Кабуле - все это я желаю унести из этого номера с собою.
Это желание было очень странным, и невольно вспомнился опытный Алекс Берне, обладающий непомерно длинными руками, способными даже из Лондона дотянуться до горла поручика. Виткевич машинально открутил серебряный шарик от сахарницы и подбросил его в руке - высоко-высоко. Поймал!
- От чьего имени вы просите эти бумаги?
- А вот это вас никогда не должно заботить.
- Но я ведь не так уж глуп, как вы обо мне решили.
- Напротив, - согласился граф Тышкевич, - я всегда считал вас за очень умного человека...
- И ваше суждение я могу доказать!
Сказав так, Виткевич забил в дуло пистолета шарик:
- Вот такую пулю из серебра вам не угодно ли? Тышкевич медленно натянул перчатки, потом замедленным жестом накрыл голову новеньким блестящим цилиндром, недавно приобретенным в одном из лучших лондонских магазинов.
- Предатель, - вдруг сказал он и пошел к двери.
- Стоять! Как вы изволили выразиться, граф?
- Предатель, - повторил Тышкевич, и лицо его исказила гримаса вымученной улыбки. - Кто бы мог предположить, что юный патриот Польши, громче всех созывавший народ на борьбу за свободу, вдруг превратится в прислужника русского царя, который сделал из него своего ничтожного лакея...
- Я выстрелю, - последовало предупреждение. Тышкевич уже держался за ручку дверей, чтобы уйти:
- Стреляй! Но родина не простит измены... Еще раз предлагаю и последний раз: любые деньги - за весь этот вот хлам, что ты готовишь для отчета царю о делах в Афганистане. Ну? Решайся.
- Нет, - ответил Виткевич, - я не предатель... Впереди была еще ночь, и что думал в ту ночь Виткевич - неизвестно. Но он безжалостно спалил все бумаги, а потом застрелился. Почему? Что хотел он этим выстрелом доказать?
Один лишь Александр Гумбольд в своем огромном труде "Центральная Азия" глухо намекнул, что Ян Виткевич "в силу своей честной натуры не мог примириться с той ролью, которая была навязана ему русским правительством...".
О гибели его очень долго горевал граф Перовский.
