Письма о письме | страница 44
Я на самом деле с нетерпением ждал возможности оскорбиться твоим стихотворением в «Оле» в ответ на литературную перчатку, брошенную мною, написано было превосходно, в «Парии» № 1. Тем самым я был разочарован, когда услышал от тебя лишь «ай». Оно было таким хилым, что, может, даже и не «ай», а кто-то перднул. Меня повергло в скуку не столько твое поверхностное владенье ситуациями, сколько то, что ты силу удара потерял. вообще-то ты не хуже моего сознаешь, что не написал ни одного действенного стиха после «Оно ловит…», невзирая на организованную рекламную шумиху последующих двух! как два твоих пылких почитателя, и Верил, и я беспокоимся за твой художественный спад на протяжении всех этих лет, несмотря на твою забавную популярность. Я думаю, ты выше всей этой колготы. Ты в курсе, что твоя страховка на почтамте покрывает 50 процентов стоимости психотерапии? Хотелось бы, чтоб ты как-то себя раскупорил, потому что нам для будущих номеров «Парии» нужно и мы хотим от тебя чего-то крепкого.
Жан
на розовой бумаге с шапкой «Парии». в последнем номере их «Парии» они тиснули мое стихотворение с 3, а может, и всего с 2 неправильно написанными словами, это не мое неправильное написание, а «е» там, где должны быть «о», и так далее. другие стихи (других людей) без ошибок. нет нужды рубиться с бесконечностями, но это просто еще один случай, когда стычка с Жаном оставляет во мне чувство отвращения. а для того, кого не оскорбило, а лишь разочаровало стихотворение, он выступает в этом письме с довольно желтыми клыками. Мне не нужно быть психиатром, чтобы сообразить, что он дает сдачи. но хватит уже бодаться с этим индюком. кстати, существует с полдюжины разных почтовых страховок, то есть страховок почтамта для своих работников. все их ставки варьируются, даже включая стоимость «психотерапии». добрый доктор просто обожает поминать почтамт – он знает, что это меня убивает, а ему, похоже, нравится. кроме того, я не понимаю фразу «Я думаю, ты выше всей этой колготы». она, похоже, всунута в письмо между 2 строками, которые к ней никакого отношения не имеют. я тут один, кто спятил? эм, эм, эмм. […]
мысль о возможной 3-й книжке Буковски в «Луджоне» в 67-м или начале 68-го еще как не дает мне пасть замертво на улице. рисковая возможность того, что это случится, заставляет меня сдирать обои со стен и ложиться в постель с женщинами, каких я не хочу, и слоняться под этим ебаным тотализаторным солнцем с дырами в душе и карманах. эмм. в общем, хорошо получить такой знак пораньше. Могу пособирать что-то, перепечатать. приняли в 2 дюжины лит-журнальчиков, а в почте сегодня письма от двух европейских журналов, которым хочется посмотреть мою писанину, а пальцам моим хорошо на бумаге, на клавишах. Я не пишу то же самое или так же, как это было в «Оно ловит». это кого-то из них беспокоит, но для меня просто нормально. что бы я ни писал, хорошее или плохое, должен быть я, сегодня, какое оно есть, какой я есть. стихи о пьяной комнате и бляди были хороши в свое время. не могу я все продолжать и продолжать с этим. американцам всегда подавай ОБРАЗ, за который цепляться, на что налепить ярлык, посадить в клетку. этого я им дать не могу. как ни верти, пусть получат этого старика в дырявых носках, в 4 пополудни, протирающего глаза и грезящего об Андернахе, либо не получат ничего. последним стихотворением дня, что я напишу, будет то, которое мне нужно тогда написать. Я даю себе такую свободу. […]