Макт поднял бокал и сказал:
— Ваше здоровье!
Вирджиния смотрела на него во все глаза: казалось, она вот-вот опять расплачется. Пока мы с ним попивали из бокалов, она высморкалась и спрятала платок. Я впервые увидел, как сморкаются, но мне казалось, что это вполне соответствует уровню нашей новой культуры.
Макт улыбнулся нам обоим, как будто собирался вещать вновь. В точно назначенное время вышло солнце. Макт произнес «хэлло» и стал похож или на дьявола, или на святого.
Вирджиния заговорила первой:
— А вы были там?
Макт поднял брови, нахмурился и очень тихо сказал:
— Да.
— И вы что-нибудь узнали?
— Да, — и он стал мрачным и угрюмым.
— И что же это?
В ответ он только покачал головой, как бы говоря, что есть вещи, которые не обсуждают на людях. Я хотел прервать их спросить, о чем они… Но Вирджиния не обратила на меня внимания и продолжала:
— Но он же что-то сказал?
— Да.
— Это важно?
— Мадемуазель, давайте не будем говорить об этом.
— Нет, мы должны! — закричала она. — Потому что это вопрос жизни и смерти.
Вирджиния сжала кулачки так сильно, что побелели костяшки пальцев. До пива она не дотронулась, и оно, похоже, уже потеплело от солнечных лучей.
— Ну, хорошо, — согласился Макт, — вы можете спрашивать… Но я не гарантирую, что отвечу.
Я больше не мог себя сдерживать:
— О чем это вы твердите?
Вирджиния глянула на меня с раздражением, но даже в ее раздражении присутствовала любовь; отчужденности не чувствовалось.
— Поль, пожалуйста, не вмешивайся. Подожди немного, ты еще все узнаешь. Так что же он вам сказал, месье Макт?
— Что я или умру, или буду жить с темноволосой девушкой, которая была обручена с другим, — и он добавил, криво улыбаясь: — А я даже не знаю, что значит слово «обручена».
— Ничего, мы узнаем, — пообещала Вирджиния, — а когда это было?
— Да о чем это вы?! — закричал я. — Ради Бога, скажите мне!
Макт посмотрел на меня и тихо произнес:
— Абба-динго. На прошлой неделе.
Вирджиния побелела:
— Значит, он продолжает предсказывать, продолжает, продолжает! Поль, милый, мне он ничего не сказал, но моей тетке… Он сказал ей такое, чего я никак не могу забыть.
Я решительно взял ее за руку и нежно заглянул в глаза, но она отвернулась.
— Что же он сказал, дорогая?
— «Поль и Вирджиния».
— Ну и что?
Я ее не узнавал. Губы ее были стиснуты, хоть она и не злилась. Но мне казалось, что так даже хуже. Она была очень напряжена. Такого все мы, люди, наверняка не видели тысячи лет.
— Поль, пойми простую вещь, если, конечно, ты можешь понять. Компьютер назвал два наших имени… И это было двенадцать лет назад.
