— У меня в саду приготовлено пиво, его варили мои дочери, — говорил он.
Ничего не оставалось, как зайти, да и после жаркой и пыльной дороги глоток пива должен быть не лишним. Когда общество разместилось под тенью цветущей липы и две хорошенькие дочери хозяина принесли холодное вкусное и хмельное пиво, стаканы начали быстро пустеть и вновь наполняться. Один доктор отказался от пива и попросил стакан колодезной воды. А на насмешки товарищей он ответил:
— Не люблю я деревенского пива, в нем всегда есть примесь дурмана. А вы, Жорж, не очень-то налегайте, вам и без дурмана снятся красавицы.
Юноша в ответ осушил огромную кружку пива.
— За здоровье здешних красавиц! — воскликнул он задорно, кланяясь дочкам старосты.
— За здоровье наших милых хозяек! — подхватила молодежь, весело смеясь.
Дочки старосты даже вспыхнули от удовольствия и стеснительности. Это были девушки шестнадцати-восемнадцати лет, здоровые; свежие, а при опрятности костюма и роскошных косах даже привлекательные и не для таких скучающих шалопаев, как наши охотники. Так что, когда Гарри в сопровождении доктора и старосты вышел из сада, компания и не сдвинулась с места.
— Оставьте их! — сказал Гарри доктор. — Пусть отдохнут от нашего строгого присмотра.
Они пошли к церкви.
Ризница была открыта, и сторож беспрекословно пропустил старосту и его спутников. В ризнице хранилось запасное облачение священника, хоругви, кресты и прочая церковная утварь.
Гарри обратил внимание на большой крест, весь точно сделанный из мозаики.
— Что это за дерево? — обратился он к сторожу.
— Это омела, — отвечал сторож. — Крест из нее сплел один из моих предшественников.
— Мне бабушка говорила, что этот сторож был весьма древним стариком и имел много странностей, — добавил староста. — Он целые дни делал кресты разных размеров и дарил их всем жителям деревни. У меня в доме тоже есть один. Сторожка, где он жил, была наполнена крестами, но главное, что он делал их только из омелы. Летом старик также разводил чеснок, до которого был большой охотник, и остролист. Когда его спрашивали, почему он не сделает креста из дуба или березы, а все плетет из омелы, он хитро улыбался и шамкал: «Не любит, боится!» — рассказывал староста, польщенный вниманием Гарри.
Они прошли в церковный архив.
На полу небольшой Полутемной комнаты с крошечным пыльным окном сидел Карл Иванович. Кругом лежали целые вороха бумаг. Карл Иванович только тогда заметил гостей, когда его окликнули. Увидав Гарри, он быстро вскочил, точно ему было не 65, а 25 лет, и с сияющим лицом подал ему церковную выпись.
