— Посмотрим.
Они спустились к лифту.
— Что нового выдал диагностер? Я имею в виду, из того, чего мы еще не знали?
— Практически все! У маатан нет нервной системы в общепринятом значении этого слова. То есть она существует, но не постоянно, а в нужный момент формируются нервные пути и узлы в толще однородной массы, которая называется телом. Почему вдруг именно эти участки тела становятся нервной тканью, нервами, узлами, сплетениями волокон — загадка! То же касается и мозга. По сути «черный человек» — единый организм — мозг с постоянно меняющейся структурой, иерархией, архитектоникой. Кстати, точно так же построен и маатанский компьютер. Но самое интересное у него внутри: сверхтвердое ядро массой около ста килограммов, закапсулированное к тому же силовым полем с головоломными характеристиками. Поле пульсирует, а энергетическая мощь его, по оценкам экспертов, равна мощи десантного когга!
— Ерунда какая-то! Он что — живой реактор?
— Кто знает?
— А пульсирует из-за чего? Может быть, это сердце?
— Нет у него сердца.
Они вошли в отделение Стобецкого в тот момент, когда у Шаламова после долгого беспамятства наступила «фаза хозяина» — период парадоксального сознания.
Шаламов не лежал, а сидел с открытыми глазами, поддерживаемый лапой манипулятора, и, казалось, смотрел на сдвинувшихся к вириалу реаниматора людей, хотя видеть их, конечно, не мог.
— Найдите Клима, — проговорил он негромко, но четко, голос был не его — гортанный, с каким-то вибрирующим тембром, и говорил Шаламов, почти не разжимая губ. — Найдите Мальгина, прошу вас. Быстрее найдите, мне нужно поговорить с ним.
— Я здесь, Дан, — ответил Мальгин, заставив всех у полусферы вириала оглянуться. — Слушаю тебя.
— Клим, как там мой «крестник»? Я знаю, ты был у него.
— Откуда знаешь?
— Не важно, знаю. — Шаламов раздвинул губы в улыбке. — Он еще помнит меня?
— Да, — ответил Мальгин после паузы. — Он… болен.
— Говори все.
— У него проявляются черты человека…
— Обратный эффект, эффект бумеранга. Я тогда слишком поздно понял, что он тоже связан со своим компьютером напрямую… Ему можно помочь?
— Подумай лучше о себе, — проворчал Стобецкий.
Шаламов не обратил на реплику внимания.
— Не знаю, — сказал Мальгин, с трудом подавляя вдруг поднявшийся из глубины души гнев. — Скорее всего — нет. Но врач прав, подумай о себе.
— Обо мне думай ты, а кто подумает о «черном»? Ты все же прикинь наши возможности, он стал для меня крестником, а для своих соотечественников — отщепенцем, изгоем, и, хотя у них нет смертной казни, маатане способны на казнь равнодушием, а эта пытка пострашней остальных. И еще, Клим: не торопись ты меня оперировать, подожди немного, может быть, я справлюсь сам. Не прошу — требую.
