– Нет, это было не в часовне. Я видел ее на дорожке, ведущей к конюшне, и признаюсь, волосы у меня при этом встали дыбом. На ней была накидка, а на голове – капюшон. Знаешь, как монашеская ряса. Но я отчетливо, как днем, видел ее лицо. Это была Лидия, я абсолютно уверен.
Трясущейся рукой он вытер оставшиеся на губах капли бренди.
– А-а, – протянул Гай, в голове которого мелькнула догадка. Конечно же, это опять Джоанна ди Каппони. Хотя непонятно, почему она бродила темной ночью по этой дорожке в такой жуткий холод.
– Что значит это твое «а-а»? – требовательно спросил Малколм. – Не хочешь ли ты сказать, что и сам видел ее? Думаешь, она вернулась, чтобы мучить тебя?
– Не исключено, – ответил Гай, думая больше о Джоанне. – Это вполне в стиле Лидии, – уточнил он скорее для себя, чем для Ламбкина. – Она же поклялась, что однажды вернется и расплатится со мной за свое унижение. – Гривз попробовал улыбнуться. – Хотелось бы, чтобы она узнала, что я и так каждый день расплачиваюсь за это. Я никогда не желал, чтобы Лидия хоть на секунду была несчастной. Но, получается, что только желал. Теперь она ушла навсегда, и я даже не могу сказать ей, как сожалею о том, что не смог стать тем мужем, который был ей нужен.
– Ты всегда был слишком строг к себе, – печально сказал Малколм, в задумчивости теребя воротник рубашки. – Я не видел другого человека, который, как ты, постоянно был готов взять чужую вину на себя. Даже когда мы были мальчишками, ты всегда заступался за друзей и брал на себя ответственность за наши проделки.
– Это потому, что я был самым крупным, – со смехом сказал Гай.
– И еще самым умным, – добавил Малколм, кивнув. – Ты всегда умел находить выход из трудных ситуаций. Помню, как ты действовал во время той ужасной переделки на Пиренеях, когда мы были на волосок от смерти.
– Пожалуйста, Малколм, побереги свои воспоминания для лучших времен, – остановил его Гай, на лице которого отразилось явное неудовольствие.
Он не любил вспоминать о том периоде своей жизни. Его последнее сражение и то, что случилось впоследствии, были не самой приятной темой для разговоров.
– Это ты побереги свою скромность. Я никогда не забуду того, как ты спас наш отряд от уничтожения. А то, что в официальных донесениях об этом не было ни слова, не имеет значения.
– Это очень великодушно с твоей стороны, мой друг, но меня вполне могли предать военному суду за несуразную глупость, которую я тогда совершил, – сказал Гай, стараясь сменить тему разговора. – Благодарю Бога за то, что я уже не так молод и глуп.
