— Боитесь? И хочется и колется! — зло бросил полковник.
— Не за себя боюсь. За Россию. Может пролиться много крови.
— Без крови и дети не рождаются! — усмехнулся Рябцев. — А новые правительства подавно.
— Так вот, законные основания могут быть таковы, — потупившись, сказал городской голова. — В Москве как раз собрался Вселенский собор для выбора патриарха, и… по историческим аналогиям русское духовенство может пригласить нас с вами для усмирения всероссийской смуты.
— Что ж, можно и так! Вас в качестве Минина, меня как князя Пожарского.
— Было бы эффектно, если бы голос духовенства прозвучал из стен древнего Кремля, — просительно сказал Руднев.
— Вам нужен Кремль? Хорошо, я подарю вам его! — полковник широким жестом указал на зубчатые стены и башни, виднеющиеся в окне.
— Но в Кремле большевистский гарнизон…
— Это не ваша забота!
— И потом надо покончить с двоевластием…
— Захватить Московский Совет?
— Да. Если б можно, и… ликвидировать Московский комитет большевиков.
— Я уже приступил к этой операции. Все руководящие большевики собрались в здании Московского Совета, чтобы выслушать председателя оного Ногина, только что прибывшего из Петрограда от самого Ленина. Вот я их… — И полковник сделал жест рукой, не вызывающий сомнений.
— Это было бы отлично! Всех разом… обезвредить. Но, проезжая мимо, я не заметил никаких признаков осуществления ваших намерений.
— А вы знаете, как хорьки душат кур? Тихо, бесшумно, беззвучно. Так аккуратно, чтобы ни единый крик петуха не пробудил хозяев.
Руднева несколько покоробило это странное сравнение, и он настороженно взглянул на полковника. А тот продолжал:
— Мои юнкера под командованием опытных офицеров тихо подкрадываются сейчас к большевистскому курятнику.
— Военная операция — это ваше дело, — засуетился Руднев. — Не вмешиваюсь! Поспешу в думу, чтобы организовать общественное негодование против большевиков, ну и все, что нужно по гражданской линии. — И с тем городской голова удалился.
Полковник поспешил к телефону проверить ход операции и отдать необходимые приказы.
И вдруг адъютант доложил, что с ним хотят говорить председатель Исполкома Моссовета Ногин и назначенный комиссаром Кремля Ярославский.
Рябцев обрадовался. Эти люди, рассуждал он, считали его вполне лояльным. Пожимали его руку, когда он, не поддержав мятежа Корнилова, послал против него полки Московского гарнизона. Но они не знали, что он действовал в своих интересах. Вероятно, они пришли к нему с миром, не зная, что им уже объявлена война.
