Четыре оттенка счастья | страница 40



– Ну, девочка на картине очень похожа на Наташу... Вернее, Наташа очень похожа на эту Алису. Только лицо у Наташи пошире, – последнее замечание очень повеселило Мишу, от чего он хрипло засмеялся.

– Хочу підняти келих за свого племінника! Даня, хай тобі в усьому щастить! – Юра смущенно улыбнулся. – У мене є для тебе подарунок. Он вышел в коридор, но вскоре вернулся, держа в руках небольшое полотно, накрытое тканью.

– Сподіваюся, тобі сподобається, – под общие восторженные возгласы Юра смущенно протянул имениннику картину, которую тот незамедлительно высвободил от цветастой накидки.

– Обалдеть! Юрка, картина – необыкновенная! – Даня с восхищением рассматривал подарок.

– Даня, нам тоже интересно! – сказала Елизавета Борисовна.

– Да, покажи, – поддержала Наталья Геннадиевна, все еще злая на Злату за «широкое лицо».

Картина действительно была прелестная, утопающая в холодных, преимущественно синих тонах, – это был пейзаж, изображающий море, вдоль которого брела печальная фигура молодой женщины, укутанная прозрачной накидкой.

– Очень чувственно, – протянул Даня.

– И печально... – заметил Миша.

– Юрий, вы – гений! – Алла радостно всплеснула в ладоши, а сам Юра залился краской, смущенно отведя взгляд.

– Та буде вам!

– За это нужно выпить! – Миша потянулся за бутылкой, встретив сухой взгляд Натальи Геннадиевны.

– По чуть-чуть, – уточнил столяр, – не у всех же такие талантливые братья!

– Так необычно получается, – неожиданно начала Алла, от чего всех присутствующих неприятно передернуло, – У вас, Михаил Степанович, технический склад ума, а ваш брат – тонкая творческая натура.

– Ну, Юрка всегда был парнем творческим... Еще в детстве сам себе пуговицы пришивал, зверюшек на улице подбирал... Очень милый мальчик.

– А крестиком, случайно, не вышивал? – спросила Наталья Геннадиевна, намазывая хлеб паштетом.

– Как-то не довелось, Наташенька, – Миша мило улыбнулся, злобно прищурив глаза.

– Да-а-а, творческие люди – натуры чувствительные, ранимые...

– Мені здається, чи вони говорять про мене так, наче я в сусідній кімнаті... – пробурчал Юра, обращаясь к Ивану Артемовичу.

– Полно, Юра, полно, не обижайся, – старичок добродушно похлопал художника по руке.

– ФАШИСТЫ! – вопль Изабеллы Николаевны стрелой пронзил присутствующих, заставив кого вскрикнуть, а кого на минуту окаменеть.

Елизавета Борисовна побелела, Алла испуганно дернулась, в то время как все семейство нервно переглядывалось.

– Фашисты! Убийцы! – «женщина с антресоли» не на шутку разошлась, отойдя от долгого незапланированного сна.