– У нас есть и другие юнги, – соглашается Блэк. – Дайте поручение кому-нибудь из них.
Ближе к вечеру, когда становится ясно, что китов поблизости нет, и пользуясь теплой погодой, Браунли отдает команду приступить к разделке. Матросы уменьшают количество парусов и начинают разгрузку главного трюма. На палубу поднимают восемь или десять бочонков, ранее наполненных водой в качестве балласта. При этом обнажается самый нижний ряд бочек, нулевой ярус, который первым будет заполнен рубленой ворванью. Матросы на палубе готовят инструменты (лотки, брезентовые желоба, разделочные доски и ножи), необходимые для отделения ворвани от мышечной ткани и шкуры, равно как и для резки ее на маленькие кусочки, которые можно просунуть в отверстие в бочке. Самнер высматривает Джозефа Ханну, полагая, что тот вот-вот должен появиться из своего укрытия, разбуженный суетой и шумом на палубе.
– Куда запропастился этот маленький засранец Ханна? – кричит Кэвендиш, ни к кому конкретно не обращаясь. – Я хочу, чтобы он отнес несколько ножей на заточку.
– Он исчез, – отзывается Самнер. – Я искал его сегодня все утро, но тщетно.
– Бестолковый маленький ублюдок, вот кто он такой, – в сердцах говорит Кэвендиш. – Я покажу ему, что значит больная задница, попадись он мне под руку.
Из бочек, поднятых на палубу, с помощью ручной помпы выкачивают воду. Отто берет эту задачу на себя, заправляя конец шланга помпы в отверстие бочки, выкачивая из нее воду, а потом и вытирая ее насухо. Балластная вода, с клокотанием выливающаяся на палубу и стекающая за борт по фока-русленям[55], издает отвратительный гнилостный запах, образовавшийся вследствие того, что с прошлого раза в бочонках наверняка застряли полуразложившиеся остатки ворвани. Остальные матросы или разбегаются по вантам, стремясь оказаться подальше от этих разъедающих глаза миазмов, или повязывают шарфы и полоски ткани, закрывая ими нос и рот, но Отто, лицо которого цветом напоминает перезревшее тесто, широкоплечий и медлительный, осмотрительный и неторопливый, похоже, даже не замечает омерзительного запаха. Опорожнив четыре бочки, он обнаруживает, что пятая повреждена. Верхнее донце ее вдавлено внутрь, и вся вода из нее уже вытекла. Отто подзывает бондаря и спрашивает у него, можно ли починить бочонок. Тот наклоняется к ней, вынимает кусок проломленного верхнего донца и внимательно осматривает его.
– Клепка не прогнила, – провозглашает он, прикрывая при этом нос ладонью. – Она не могла треснуть сама по себе.
