24
За весь август, проведенный мною в родных пенатах, не произошло ничего, на чем стоило бы заострить внимание. Старая жизнь затянула меня так стремительно и естественно, что уже на следующий день по приезде, проснувшись в своей родной кровати, я с трудом мог поверить, что вообще куда-то уезжал. Побег в Москву вдруг показался далеким сном, лишь на миг увлекшим меня от любимой матери и любящего друга, и я с удивлением признался себе, что в душе рад пробуждению.
Стена, разделявшая нас с матерью последние годы, неожиданно растаяла, и на время вернулась та близость и легкость в общении, которая была между нами до смерти отца. Очень ласково и тепло старался обращаться со мной и Андрей, который в этот месяц торчал у нас в гостях буквально целыми днями. Однако время от времени на него все же находила мрачность, которую он не мог от меня скрыть, и тогда он ревниво, с каким-то нездоровым интересом заставлял меня пересказывать свое московское житье буквально по дням и часам, в мельчайших деталях, пытаясь, вероятно, понять, были ли другие мужчины. Но других мужчин не было, поэтому он довольно быстро успокаивался и переводил разговор на другую тему. Единственным, о чем мы с ним так ни разу не поговорили, были истинные причины моего экстравагантного побега из родного города. Зато мы много и подробно обсуждали перспективы, которые может предоставить столица. Андрей заявил, что готов терпеть отношения на расстоянии, но лишь временно, пока нет иного выхода. Через год он должен был окончить колледж и, получив среднее специальное, намеревался разделить со мной мою новую московскую жизнь. А пока мы попеременно будем ездить друг к другу по выходным, ежедневно созваниваться и писать нежные электронные письма. Все это в какой-то мере скрасит нам долгие дни разлуки.
Изо дня в день слушая о его планах на мою жизнь, я уже не воспринимал это болезненно. После нашей встречи в Москве во мне что-то преломилось, заставив покориться судьбе. В конце концов, теоретически я мог расстаться с ним и не уезжая, но на деле не смог сделать этого даже после побега, когда, казалось, неминуемо все должно было быть кончено. А раз так, может, не стоит пытаться более? Ведь Андрей и впрямь был весьма неплохой партией. Он был довольно красив и статен. Неглуп. Надежен. А главное, всецело предан мне и отчаянно, я бы сказал, психопатически влюблен. Стоило нам зайти в знакомый магазин, как давно заприметившие его продавщицы вставали по стойке смирно, выпятив грудь вперед, и было видно, что они мне завидуют. Интересовались и соседки. Особенно те, кто постарше, не стеснялись впрямую выспрашивать у мамы, когда «молодые» поженятся. Теперь же к расспросам о свадьбе прибавились еще и расспросы о Москве и институте, только задавались они уже мне. «Поступила? Какая молодец!». «Где ж это вы пропадали? Ваша мама переживала. Нехорошо. Ну что, поступили? Ну, и слава богу!». «Как там Кремль, стоит? Из-за тебя тут такая была суматоха, всех напугала!». «Литературный? Кхе-кхм… А жених как идею о Москве воспринял?..». В общем, не прошло и недели, как выходить из дома я стал буквально ползком по стенке, стараясь избегать встреч с кем-либо из участливых посторонних. Заходить в ближайшие к дому магазины, где благодаря маман все были в курсе моей личной жизни (конечно, с ее лучшей стороны), я тоже перестал, предпочитая пешкорять до дальнего супермаркета добрые полчаса. В довершение объявилась и почти год не дававшая о себе знать школьная товарка: «Ох, подруга, как я тебе завидую! Москва! Институт! Такой парень… Вы когда женитесь, дату выбрали уже?».
