Пятилетку Иван Алексеевич отбарабанил как профсоюзный завхоз и ничего более привлекательного ему вроде бы впереди не светило. Но в 1926-м Сталин надумал реанимировать в Москве первый русский автомобильный завод – АМО, и политически надежного Лихачева назначили туда директором. Назначили не руководить производством машин, в котором он ничего не соображал, а бдеть за тем, чтоб старорежимные конструкторы и инженеры не пакостили в сотворении новых советских автомобилей.
Специалисты автостроения вредительствовать не стремились, красный, то есть неквалифицированный, директор Лихачев проявлял благоразумие, рук им не вязал, и с завода АМО, получившего в 1931-м название Завод имени Сталина (ЗИС), покатили по городам и весям вполне нормальные автомашины.
Умение Лихачева не мешать, а помогать специалистам принесло ему известность. Завод наращивал мускулы-мозги, с ростом числа производимых им автомобилей росла и слава его директора. В 1939-м Ивана Алексеевича ввели в состав ЦК ВКП(б) и назначили наркомом (министром) среднего машиностроения. Но высокого доверия Лихачёв не оправдал – ничего в отрасли не улучшил, и через полтора года Сталин вернул его на ЗИС.
Осенью 1941-го, когда немцы подошли к Москве, Лихачёв вывез все зисовские станки и оборудование на Урал, и на их базе запустил там четыре новых предприятия. Зимой 1942-го Сталин призвал Лихачева в Москву и поручил ему обеспечить второе рождение ЗИСа – с нуля оснастить и укомплектовать кадрами. Денег на автозавод правительство не жалело ни во время, ни после войны. И к концу сороковых бурно развивающийся ЗИС стал чуть ли не самым престижным предприятием столицы. Условия труда и зарплата на нем привлекали многих. Приоритет же при приеме на самую выгодную работу отдавался на заводе евреям. Почему?
Всем на ЗИСе распоряжался его русский директор Лихачев. Но распоряжался он так, как советовал доверенный человек Эйдинов-Вышедский – щупленький и умненький еврей. Формально Эйдинов занимал должность мальчика на побегушках – помощника директора. Фактически – пособлял директору думать и принимать решения. То, что у Лихачева в устах или на бумаге обретало форму приказа, сначала возникало в голове Эйдинова. Особенно старательно он содействовал директору в кадровых вопросах. И десять руководящих должностей на заводе: от главного конструктора и начальника производства до шефов медсанчасти и комбината питания, – перепали евреям.
Спаянные вокруг Эйдинова соплеменники коллективно посещали театр Михоэлса, единодушно оплакивали его смерть, вместе праздновали провозглашение Израиля и даже по сему случаю направили приветственную телеграмму в Еврейский антифашистский комитет СССР. За всем этим ни директор Лихачев, ни партком ЗИСа, ни вышестоящие комитеты партии ничего предосудительного не углядывали. Сотрудники госбезопасности – тоже. Но как только они портрет дружной компании Эйдинова набросали сталинскому особисту Щадову, тот вооружил их новым на нее взглядом. Евреи на автозаводе проникнуты националистическим духом? Проникнуты. Они завязывались с ЕАК? Завязывались. Члены комитета замышляли, согласно плану американских банкиров, оттяпать у СССР Крым для евреев? Замышляли. Еврейская группа Эйдинова разделяла их устремления? Разделяла. Еаковцы за намерение покуситься на территориальный суверенитет Советского государства сидят в тюрьме и каются в покусительстве? Сидят и каются. А чем эйдиновцы лучше? Ничем.
