За решетку Лозовский попал на пять дней позже Жемчужиной. Но если Полину Семеновну взяли под стражу как правонарушительницу-одиночку, то Соломона Абрамовича – как предводителя преступной группы. Двое из этой группы: Фефер и Зускин, – уже обживали тюремные камеры, еще двенадцать посадили в тюрьму в конце января начале февраля 1949-го. Среди «свежих» заключенных были литераторы и редакторы, замминистра Госконтроля РСФСР и действительный член Академии наук СССР, начальник высших курсов Министерства путей сообщения и директор театрального училища. Некоторые новые арестанты входили в президиум Еврейского антифашистского комитета, некоторые – очень тесно с ним сотрудничали. Кому-то из сообщников Лозовского ставили в вину крайний национализм, направленный на отъем у СССР Крыма под независимую Еврейскую Республику, кому-то – шпионаж, кому-то – и то, и другое.
Весь 1949 год арестованных по делу ЕАК интенсивно допрашивали и проводили очные ставки между ними. Следственные действия офицеров госбезопасности не ограничивались только теми активистами комитета, которые парились в камерах Лубянки. Круг подозреваемых в крайнем еврейском национализме и шпионаже из месяца в месяц расширялся и включал в себя многих известных евреев, так или иначе помогавших становлению ЕАК как штаба общины. Богемный цвет еврейства свободы не лишали – его заставили лишь дрожать и открещиваться от националистических амбиций комитета, от угодившего в тюрьму Лозовского с ближайшими сподвижниками.
Одновременно с разгромом ЕАК и стращанием виднейших евреев-гуманитариев пошел процесс истребления всего чисто еврейского в гуманитарной же сфере. Санкционировал этот процесс, разумеется, Сталин, а непосредственно управлял им особист канцелярии Вождя – полковник Щадов.
По подсказке Щадова, звучавшей как директива, прихлопнули еврейские литературные организации и издания.
По настоянию Щадова отказали в дотационном финансировании и закрыли ввиду убыточности еврейские театры в Минске, в Черновцах и в Москве.
По рекомендации Щадова, выглядевшей как инструкция, соответствующие органы под разными предлогами одну за одной упраздняли синагоги – единственные, по выражению московского раввина Шлифера, «легальные места единения и спайки еврейского народа».
По персональным ориентировкам Щадова евреев-националистов энергично изгоняли из газет-журналов, из Союза писателей, кинематографа, музыкального искусства, образования и так называемых общественных наук: философии, истории, права.
