Оксеншерна промолчал. Он мог бы, конечно, сказать, что подканцлер никаких новостей не возвещает. Королева Христина неоднократно выражала свою неприязнь к Хмельницкому. Но теперь чем больше украинские казаки потреплют шляхту, том лучше будет для шведского королевства. Тогда и шведскому королевству легче осуществить свои замыслы в отношении Речи Посполитой. А чтобы одновременно покорить и Украину, за этим дело не станет. Но всего этого Оксеншерна не сказал. Пока что лучше послушать подканцлера. Думал про себя: «Пусть только Москва завязнет на западе, а мы тогда появимся на севере…»
Карл-Густав насторожился. Не слишком ли много позволил себе варшавский панок? Оксеншерна слушал внимательно. Горн мысленно подсчитывал, сколько миль от Орешка и Иван-города до Москвы, и не лучший ли путь на Киев через Варшаву.
Радзеевский перевел дыхание, внимательно оглядел спесивого герцога и канцлера и тихо проговорил:
— Если бы король Густав-Адольф удержал Новгород, было бы иное положение.
— Мы ушли оттуда по собственной воле, — заметил Оксеншерна.
— Это была ошибка, — вмешался герцог Цвейбрикенский.
Оксеншерна покраснел. Лучше бы герцог помолчал. Перед этим подканцлером пока не к чему открывать все карты. Правда, если бы подканцлср захотел увильнуть, иго собственноручное письмо сохранялось в надежном месте, в железном сундуке, в Стокгольме, и в случае необходимости могло быть предъявлено в Варшаве. Это стоило бы подканцлеру не только должности, но и головы.
Теперь, наше высочество, — убеждал Радзеевский, — как раз настало время, когда вы можете исправить и ошибку, и историческую несправедливость. Имейте в виду — латы, эсты и ливы никогда не оставят мысли о неподчинении шведской короне, пока существует Московское государство, А теперь, когда с ним соединилась страна, способная выставить, в случае нужды, сто-или двухсоттысячное войско, можно ли предполагать, что в Москве боярин Ордын-Нащокин, князь Прозоровский, стрелецкий воевода Артамон Матвеев, да и сам царь Алексей не думают о том, как бы снова выйти на Балтийское море? Буду говорить открыто: я прибыл к вам, ибо меня беспокоит судьба моего королевства. Его счастье я вижу только под скипетром шведского императора. Ян-Казимир не дал Речи Посполитой того, на что надеялась великая шляхта, слово чести, панове! Армия жаждет короля-полководца!
У Карла-Густава раздулись ноздри. Черт побери этого подканцлера, ему следует воздать должное! Сказанное им близко к истине. Шляхтич угадывает, как колдун, его затаенные мысли.
