Карл-Густав сел у камина. Слуга, стоя на коленях, изо всех сил раздувал слабое пламя, которое никак не хотело разгораться, и едкий дым плавал в воздухе, щекоча ноздри, Карл-Густав пнул слугу ногой в зад.
— Скотина! Подлец! Не мог вовремя растопить?
Стирая руками сажу с лица, тот поднял на герцога глаза, полные слез.
— Ваше высочество, в трубе свили гнезда грачи, оттого плохая тяга.
— Я твоей головой, анафема, прикажу прочистить трубу! — заорал Карл-Густав и засопел, сердито поблескивая своими маленькими глазками. Что подумает этот спесивый шляхтич? Что это за охотничий замок у герцога Цвейбриккенского? Придорожный кабак, и все! Позор!
Наконец дрова в камине разгорелись. Слуги подали вино в бутылках, на оловянных тарелках нарезанный коровий желудок с начинкой из сала и мяса — любимое блюдо герцога, два неразрезанных каравая хлеба и в деревянном блюде темно-серую соль.
Оксеншерна безмолвно указал слугам на двери, и они исчезли. Горн разлил вино.
Радзеевский украдкой приглядывался к герцогу. Можно было подумать, что он прикидывает, не напрасно лн пустился в далекий и опасный путь, чтобы доверить этому человеку государственные тайны польской короны. Как бы отважившись, — будь что будет! — решительно поднялся со скамьи и, держа перед собою наполненный вином рог в серебряной оправе, неожиданно для всех сказал:
— История судила вам, ваше высочество, возглавить великую Шведскую империю, под скипетром которой будут все благодатные земли от Балтийского до Черного мори. Позвольте воспользоваться высокого честью знакомства с вами — выдающимся деятелем, о чьей отваге и государственном уме я премного наслышан, выпить за ваше здоровье и пожелать вам долгой и мудрой жизни.
Стоя с закрытыми глазами, он выпил рог вина и сел. Осторожный Оксеншерна только покрякивал. Попивая вино, думал: такие смелые слова неуместны. Тем более поскольку еще здравствует и не думает распрощаться с троном и этим миром королева Христина. Можно ли положиться на Горна? Нет ли у этих каменных стен ушей?
Горн выпил, ни о чем не думая. Его это не касалось. Империя! Что ж, пускай будет так! Единственно, что он мог сказать, если бы его спросили: «Я не верю дипломатам. Особенно если они из Польши». Но он знал, что его никто не спросит, и снова принялся разливать вино.
Карл-Густав не выпил весь рог, настолько озадачили его слова польского подканцлера. Пожалуй, ему следовало ответить, однако, подумав, он решил промолчать.
