— Нам это неведомо, со мною сам один язык знает: «Одна нога, говорит, здесь, другая там, а не то двадцать пять батогов на конюшне…»
Ярыжка облизал губы, поклонился в пояс хозяйке. Рыгнул от сытости.
— Что ж, пошли?
Пошли. — Демид, натягивая кафтан, невесело поглядел на Александру.
Во дворе мануфактуры московского гостя Бузкова шуму, крику, грохоту, как на доброй ярмарке. Натужно храпят лошади, вытягивая дровни, доверху груженные глыбами руды, свистят кнуты возчиков. Суетятся приказчики, покрикивают. Демид задержался перед широко распахнутыми воротами длинного здания, откуда доносилось шипение и выкатывались густые клубы пара. Там студили отлитые пушечные стволы. Шлепают наливные колеса, словно где-то поблизости мельница. Только не мукой пахнет, а каленым железом. Справа пылают домницы. Ярыжка дернул за рукав Демида.
— Не мешай, а то батогов не миновать.
— Шкура у тебя, видать, привычная, крепкая, — сказал Демид. — Не нынче, так завтра дождешься непременно.
Ярыжка сплюнул на почернелый от сажи снег.
— Хорошо тебе шутки шутить, а ты бы попробовал…
— А ты откуда знаешь, что я не пробовал батогов? — возразил Демид.
Они уже шагали рядом по широкому двору. Ярыжка никак не мог попасть в ногу с Демидом.
— Ты теперь казак, — завистливо говорил он, поглядывая снизу вверх на рослого Демида, — кто тебя теперь батогами бить осмелится? Сабля, сказывают, у тебя от гетмана и грамота… А может, врут?
Демид молчал. Да и говорить уже было некогда. Вот и дверь конторы. Ярыжка будто сквозь землю провалился. Демид вздохнул, откашлялся для храбрости, не без опаски шагнул на порог. Писарек за длинным столом глянул подслеповатыми глазами, молча ткнул гусиным пером через плечо на дверь: мол, проходи к самому, — и снова согнулся над бумагой.
…За большим столом, на котором лежали обломки железа, куски руды и стояла маленькая, точно для забавы сделанная, пушечка, сидел в синем кафтане, простоволосый, купец Бузков. У окна в кресле какой-то незнакомец, тоже без шапки. «А где же шляпа с павлиньим пером? — подумал Демид. — Такой уж нрав у ярыжек: не соврет — не проживет». Демид поклонился низко.
— Кликали меня?
— Подходи ближе, — сказал Бузков. — Вот этот господин хотел тебя видеть.
Человек в кресле внимательно смотрел на Пнвторакожуха. Демид поклонился и ему.
— То есть он? — спросил незнакомый, обращаясь к Пузкову.
— Он самый, господин Виниус.
Имя было известно Демиду. С любопытством оглядел человека в чужеземной одежде. Кто же не слыхал про Виниуса, негоцианта! И эта мануфактура тоже ему принадлежала. Толковали, пришлось ему продать ее Бузкову, потому что Пушкарский приказ царю челом бил о том, что Виниус продавал пушки польской шляхте и татарам, а сие под страхом смерти запрещено было.
