Литературная Газета, 6588 (№ 08-09/2017) | страница 22



Грудь – из стекла.

Мы её бедные птички, бледные свечки.

Как она плачет, проходит сквозь нас, слепа!..

Так стучи-постукивай, голубое сердечко,

стучи-постукивай – па-па-па.

* * *

У окна провожу весь день,

и звонка дверного дин-дон

раздаётся пусть многократно, –

не открыть, потому что не слышу, 

на стекло дышу.

Слёзы скатываются. Голубые пятна

на манжетах – лилии, и снега свежи.

А душе

места много ли надо?

Насколько хватает взгляда:

двор и окна напротив, неба клочок.

Тень снегопада.

Между стёклами

съёжился паучок.

Я дышу на пальцы, не могу согреться.

Смеюсь и плачу, и мир велик.

Так велико лишь сердце,

сердце,

в которое ты проник.

* * *

Сменяют дождь и снег друг друга,

В ближайшем сквере ни души,

но протяни под дубом руку

и птицам хлеба предложи.

Я предлагаю крошки, зёрна,

подсолнечник, и на земле

холодной и от влаги чёрной

накрошено, как на столе.

Простые действия трудами

не назовёшь. Но слышу, тут

упрямо трудятся над нами

и, кажется, не устают

невидимые глазу. Кто им

подсказывает, кто ведёт

по темноте разбитым строем

до сокрушительных высот?

Не ждать ни милости, ни чуда –

недостижима полнота, –

и с ясной горечью оттуда

вернуться, с частью сердца, да.

А дома зримые пределы,

восьмивершинные кубы,

коричневый, зелёный, белый,

остатки хлеба и крупы,

привычки рано закрываться

от света, спать лицом к стене

и отмерять зерно по пальцу,

как показали в детстве мне.

Держала бы крепче рука твоя…


Держала бы крепче рука твоя…

Литература / Литература / Поэзия

Колесник Любовь


* * *

Спасибо заводу за занятость и зарплату,

тебе – за ладонь, протянутую вчера.

Согласно безошибочному Росстату,

я – служащая (кому?),

а мой городок – дыра,

какая-то точка между валдайских горок,

где жизнь идёт по дороге до проходной,

где мне исполнится

(страшно подумать!) сорок

при полном отсутствии базиса за спиной

и при нежелании приобретать

«форд-фокус».

Держала бы крепче рука твоя – это да…

И если однажды я перегорю и тронусь,

никто не заметит этого никогда.

* * *

Не могу вспоминать о тебе с добром

о мужчине с выломанным ребром,

от которого я не произошла –

отломилась щепочкой и пошла,

отломилась остро и далеко –

костяной, как остов, белеет скол,

зуб, который я на тебя держу,

на того, кто выучил «жить» и «жуть»

рифмовать, и складывать, и делить,

до горелой стружки себя пилить,

падать, как застреленной, на постель,

чаять сердце тщетнейшей из потерь –

сердцу не положено быть в кости!

Не забудь и ты меня, не прости,