- Тебя это не касается, Гарри, - Гилдерой похоже выговорился. – Итак, где он? Поверь, тебе лучше сказать. Ведь ты не хочешь испробовать Круциатус?
Я против воли вздрогнул, а Локхарт продолжил.
- Уверяю, это лишь добавит тебе боли. А мне не принесет радости. Но, в конце концов, ты все скажешь…. Так может не стоит терять время и испытывать ненужные страдания?
Я отрицательно кивнул головой. Во рту пересохло. Все тело сжалось. Но так просто дневник я не отдам.
- Дневник не твой. И ты даже не представляешь, зачем он нужен. Так что предлагаю еще раз все взвесить.
Локхарт сел на своем пеньке прямо и приготовился.
Я осмотрелся по сторонам, вздохнул и все же отрицательно помотал головой. Ноги стали ватными, в районе живота появился неприятный холодок. Я с трудом сглотнул.
- Да раскроются врата боли, - медленно и торжественно, как речитатив, произнес Гилдерой, направляя на меня палочку. - Круциатус!
Глава XI
Океан боли затопил меня от кончиков пальцев до последнего волоска. Казалось, все тело превратилось в один, обнаженный, кричащий каждой клеточкой, нерв. Боль проникла в каждый уголок, каждый закуток моего тела. И я закричал. Да и кто не закричит? Удержаться можно лишь в одном случае - если под Империус есть приказ страдать молча.
Не знаю, через какое времени я пришел в себя.
- Тише, тише, - услышал я успокаивающий голос профессора. – Приказываю не кричать так громко. А лучше вообще не кричать. Мы же не хотим, чтобы нас услышали? Хе-хе.
Я дышал тяжело, раскрывая рот, как рыба, выброшенная на берег. О, как же здорово не чувствовать боли. Не ощущать, что напряжение в тысячи вольт перекатывается через тебя.
В этот краткий миг передышки я понял, что заклятие Империус ослабло. Возможно, само шоковое состояние организма способствовало этому.
- Всё хорошо? – Гилдерой зевнул. – Гарри, я готов продолжить. А ты? Чудесно! Круциатус!
И снова меня бросили в чан с кислотой… Содрали кожу, выпотрошили, пропустили сквозь мясорубку… Поджарили на раскаленной плите и остудили охлажденным азотом…
Я умирал, и не мог умереть. Сходил с ума, и оставался в сознании. Окружающее пространство стерлось. Время исчезло. Остался лишь я – в невероятном, немыслимом урагане боли. И даже кричать мне не позволили. А так бы было хорошо закричать, выпуская из себя хоть часть этой боли… Раньше я никогда не думал, что крик это так здорово. Какое же счастье, иметь возможность кричать. Громко, во все горло, разрывая связки и упиваясь этим криков.
