— Гриша, помоги Николаю! — крикнул комроты Гарину.
— Сейчас, товарищ лейтенант! — отозвался тот, который в это время набивал сумки от противогазов патронами для пулемета.
— Дай мне пулемет, а сам тащи Немировского, — приказал лейтенант.
Выполнив приказ, Гарин передал раненого командиру. Но тут выбежавшие из изб фашисты лихорадочно открыли огонь из пулеметов и автоматов. Над головой засвистели пули.
— Ползите быстрее, я прикрою вас! — и Гарин открыл огонь по фашистам.
Взвалив на шину механика-водителя, Олейник медленно пополз по танковой колее в сторону опушки леса.
— Петрусь, заверни махорки. Не хочу умереть, не покуривши, — застонал Немировский.
— Я, Микола, не Петрусь, а командир роты.
— Як живе мамо, сынок? Не болеет? — опять прошептал тот над ухом.
Понял Олейник, что Немировский бредит. «Пусть подымит, может, полегчает ему», — подумал он. Лежа пошарил у себя курево, но папиросы оказались истертыми в порошок. Тогда достал из кармана ватных брюк раненого махорку, свернул самокрутку и засунул ее в рот Немировского. Несмотря на мороз, Олейнику было жарко. Он снял с себя замасленную и почерневшую шубу, прикрыл ею раненого и пополз дальше.
Пальба на поле боя продолжалась. Гарин строчил беспрерывно. Бросил в наседавших фашистов несколько гранат. Вдруг ротному обожгло шею, а лицо залило кровью. Подумав, что чиркнула нуля, Олейник на мгновение остановился. Но тут же, сказав «Нехай тече» и проведя замасленным танкошлемом по лицу, пополз дальше.
— Микола, ты жив? — спросил ротный.
Механик-водитель молчал. «Видно, не слышу из-за пулеметной трескотни», — подумал Олейник. Голову Немировского пробила вторая пуля. Выпавшая изо рта самокрутка обожгла шею лейтенанта. Это было уже на опушке леса.
Наши стрелковые подразделения закрепились на занятом рубеже.
29 ноября. Еле пробивающееся через облака солнце еще не скоро перевалит за полдень. К выкрашенному в белый цвет тяжелому танку командира роты прибежал посыльный.
— Лейтенанта Карташова и политрука Кузьмина — к командиру бригады! — крикнул он.
В штабной машине за продолговатым столом сидел командир бригады генерал Копцов. Он внимательно изучал лежавшую на столе карту и что-то помечал на ней карандашам. В широкой консервной банке дымила его трубка с длинным чубуком. В углу стояли костыли. Левая раненая нога была одета в большой чулок. На противоположной стороне стола сидел командир полка майор Н. Г. Косогорский. Тут же были комиссар бригады старший батальонный комиссар Литвяк, комиссар полка Тарасов и другие штабные офицеры.
