Итак, дом наш был семиэтажным – по тому времени редкость. В это не сразу верилось; задрав голову, считал: раз, два, три… сбивался, снова считал: да, в самом деле, семь. Это вселяло гордость, таких домов вокруг не было. Мы, маленькие обитатели дома-гиганта, хвалились высотой нашего жилища перед ребятами соседних малоэтажных домов.
Над домом простиралось только голубое, замешанное белыми облаками небо. Иногда с глухим гулом его пересекал самолет, в ту пору именовавшийся аэропланом. Это сразу же отвлекало от игр и других наземных интересов, взоры устремлялись ввысь («Где он? Ах, вон, вон!»), и дети исступленно скандировали немудреный стишок:
Ироплан, ироплан,
Посади меня в карман,
Из кармана упаду,
Всю головку расшибу.
О этот примитивный дворовый детский и полудетский фольклор! Почему он так цепко влезал в детские души, запоминался раньше и прочнее чарующих стихов и сладостных песен? Здесь, наверное, сказывалась неискушенность детской души, легко подпадавшей под обаяние простейших слов, четкого ритма и чеканных рифм.
Стоило закапать дождю, как дети хором декламировали стихи, наполовину им непонятные:
Дождик, дождик, перестань,
Мы поедем на Рязань,
Богу молиться,
Христу поклониться.
Ловили паука, отрывали ему ногу, оторванная конечность импульсивно делала гребущие движения. На это тоже был стишок:
Вот попалось в руки крохотное красное насекомое – божья коровка. Если паук – злой, то это – Божье существо, давить и мучить его грех – так объясняли взрослые. Наглядевшись, можно было сказать:
Божия коровка,
Улети на небо,
Принеси нам хлеба.
А она не летит, хоть крылышки есть. Дунешь – упадет, куда-то исчезнет. Какое там небо! И откуда надежда, что такая маленькая тварь может принести с небес хлеба? Может быть, это древнее языческое поверье: благословенное насекомое может вымолить у Даждь-бога дождь с неба, то есть обеспечить людей урожаем?
Были и дразнилки. Не расслышишь сказанного, спросишь: «Чего?» – последует ядовитый стишок:
Чего, чего.
Села баба на чело
И кричит: «Чего? Чего?»
В школе я узнал, что «чело» означает «лоб», и счел стишок совсем бессмысленным, но потом выяснилось, что в деревнях челом называют отверстие в русской печи, на которое и в самом деле можно усесться.
Обидчика часто дразнили так:
Колька-Колястик,
Вшивый поросястик!
Конечно, это «модель»: вместо Колька можно было вставлять любое имя, в том числе женское.
Играли и с девочками, но постепенно такое общение стало рассматриваться как зазорное. Чуть детвора заметит, что мальчик слишком много времени проводит с девочкой, начинается перешептыванье, а потом внезапно оба оказываются в центре круга, издевательски декламирующего:
