Покончив с эсэсовцами, мы, 70 человек, с криком «Ура!» побежали за зону лагеря, будто и не убегали, а наступали на противника. Этот «крик души» только помешал нам: не успели мы отбежать на достаточное расстояние, как в лагере эсэсовцев, примерно в километре от нас, была объявлена тревога. Через пару минут мы услышали приближающийся гул автомашин. Из всех бежавших я был, наверное, самым слабым — прошло всего полмесяца после выписки из больницы, и я сильно хромал. Бежать нам нужно было строго на юго-восток, так как справа находился эсэсовский лагерь, а сзади и слева — зоны.
Побег помню до мельчайших подробностей, как будто это было вчера. Помню, пробежав метров [257] триста, неожиданно налетаю на палача, своими руками убившего не одну сотню, а может, и тысячу советских граждан. Он, держа пистолет наготове, ведет перед собой двух пойманных беглецов — Александра Алтухова из Тамбова и еврея с Западной Украины, который находился в нашем лагере в качестве военнопленного, водя за нос лагерное начальство. Теперь палач ведет в лагерь уже троих. Алтухов громко кричит: «Что вы делаете? Зачем сами идете на смерть!», а мне тихонько шепчет: «Нинка, бежим». Впереди в сгущающихся сумерках замаячили две сосны, выросшие из одного корня. Прикинув возможность попадания из пистолета по движущейся цели, метров за 15 до деревьев делаю рывок налево и скрываюсь за стволом. Товарищи бегут направо. Не знаю, сколько я пробежал, но стало заметно темнее. Вижу, невдалеке высятся сторожевые вышки. О них мы не знали. Пробегаю между ними, пытаясь не попасть под пулю. Бегу дальше.
Наконец, очутился я на болоте, поросшем высоким камышом. Слышу голоса, передвижение нескольких групп людей. Хочется с кем-нибудь соединиться — направляюсь к ним, а они сразу притихают. Иду к другим — тоже боятся меня. Тогда, проваливаясь по колено в трясину, иду вперед сколько хватает сил. Попадается небольшая речушка, с трудом преодолеваю ее. Иду дальше, опять речушка. Попытался перейти и ее, да не смог забраться на противоположный, заросший ивняком берег — слишком уж крутой. Тут справа слышу собачий лай. Лай приближается, оставаться в кустах нельзя. Имея опыт службы на границе, знаю, что в [258] первую очередь будут искать там, где можно спрятаться.
Кое-как выхожу из речки и вижу насыпную дорогу, уже освещенную с двух сторон прожекторами. Все ближе и ближе слышен собачий лай и отрывистый немецкий говор. Делать нечего. С риском для жизни переползаю насыпь и вижу развалины какого-то хутора. От насыпной дороги, справа и слева от меня, к хутору идут две канавы со сточной водой. Ползу по направлению к развалинам, а собаки добрались уже туда, где я переползал дорогу. Нужно прятаться. В канаву не иду, так как по ней вполне могут пустить собак.
