— Самоубийство? — Керстнер покачал головой. — Зачем Изабель было лишать себя жизни?
— Расскажите нам что-нибудь о вашей жене, — попросила Пия мужчину. — Она была явно моложе вас, не правда ли?
Керстнер некоторое время помедлил с ответом, его взгляд снова устремился вдаль.
— На девятнадцать лет. Она была сестрой одного из моих лучших друзей. — Мужчина поднес чашку к губам и сделал глоток кофе, при этом его рука сильно дрожала. — Я и моя тогдашняя невеста, с которой я был обручен, как раз вернулись из Америки, когда я встретил Изабель. Это было осенью тысяча девятьсот девяносто восьмого года. Через три месяца мы поженились, так как Изабель была в положении.
Керстнер погрузился в воспоминания. Боденштайн и Пия ждали, когда он продолжит.
— Казалось, все шло замечательно, но вскоре после рождения нашей дочери начались проблемы.
— Какие проблемы? — спросила Пия.
— Изабель хотела жить так, как привыкла, — пояснил Керстнер. — Большая вилла, крупные траты на отдых, лошадей и шопинг. Но я более охотно инвестировал деньги в наше будущее. Инка, я имею в виду фрау доктора Ханзен, искала тогда второго совладельца для нашей ветеринарной клиники, которую она возглавила сразу после смерти отца. Я познакомился с Инкой Ханзен через моего друга Георга Риттендорфа. Мы быстро сошлись. Доктор Ханзен, как и я, училась и работала в Америке. Между нами троими возникла взаимная симпатия.
Боденштайн и Пия не торопили его с продолжением. Через некоторое время доктор вновь заговорил:
— Нам пришлось сделать дорогостоящие закупки и провести реконструкцию. Инка, правда, получила страховку за своего отца, но этого было слишком мало, чтобы осуществить все то, что мы наметили. Чтобы не очень транжирить наши средства, мы решили сэкономить на персонале. Мать Инки вела бухгалтерию, жена Георга была помощницей ветеринара, а Изабель предстояло работать в регистратуре. — Керстнер вздохнул. — Об этом лучше не вспоминать.
— Почему? — спросила Пия.
— Она не выносила Георга, — ответил Керстнер и потер усталые глаза. — Впрочем, и тот ее — тоже. Но прежде всего, она рассчитывала получить от меня большую финансовую выгоду. Однако все свои сбережения я вложил в развитие клиники и работал зачастую по пятнадцать-шестнадцать часов в день, а также в выходные. Ее это не устраивало.
Его лицо приняло страдальческое выражение.
— Я долго за нее боролся… — Керстнер смотрел перед собой. — Хотя все отчетливее понимал, насколько ей безразличен. Постоянно возникали скандалы, большей частью из-за денег. Она ушла, вернулась, опять ушла… Это был ад.
