— Ты что?
— А — ходи ладом, не в тещином доме! — рявкнул Василий.
— Ах ты… — раскатился было матюками штурман, но Василий, надвинувшись на него, понизил голос:
— Ты чего пасть разеваешь, начальничек? Тебя разговаривать с людьми не учили?
Начальничек сузил глаза, деловито пообещал:
— Ну, смотри, Макаренков, ты у меня попрыгаешь.
— А вот это видал? — Василий сложил дулю и сунул под нос отшатнувшемуся штурману. — Топай, куда шел.
Штурман молчком убрался. А Василий, зло сомкнув губы, направился к капитану, угрюмо сказал:
— Давай проси мне замену, кэп.
— Ты что? — уставился на него капитан. Василий был одним из самых крепких и надежных моряков, да и время сейчас шло денежное, и капитан не мог понять, с чего это Василию взбрело в голову списываться с судна.
— Ничего. Списываюсь с твоей посудины.
— Иди-ка проспись, потом поговорим.
— Нечего мне просыпаться, — повысил голос Василий. — Хватит, наработался. А держать меня ты не имеешь права — я свои законные сто двадцать суток отплавал.
— Да постой ты, чудак-человек, — попытался успокоить его капитан, но Василий уже взялся за ручку двери и зло бросил:
— Нечего мне стоять, как сказал — так и будет.
И при первой же оказии Василий вернулся в Невельск.
Стояла холодная сумрачная весна, обещавшая такое же неласковое лето. В ожидании окончательного расчета Василий поселился в общежитии рыбаков вместе с Николаем Фоменковым — русым голубоглазым человеком со шрамом на левой щеке. Василий узнал всю нехитрую биографию нового знакомца. Из сорока своих лет Николай больше двадцати проплавал едва ли не во всех морях, не было у него никого и ничего, кроме чемодана с самой необходимой одеждой, — и никогда уже ничего больше не будет, как понял Василий, понаблюдав за ним. Николай был человеком конченым — в чем и сам довольно спокойно признался Василию. За два-три месяца он пропивал все, что удавалось заработать за рейс, и когда деньги кончались, снова уходил в плавание. История его была самая обычная, Василий знал таких десятки, — да и его-то жизнь многим ли отличается от Николаевой?
…Среди ночи Василий услышал, как Николай откашливается, встает, жадно пьет воду прямо из графина. Василий потянулся за папиросами, нашарил спички.
— Не спишь? — хрипло спросил Николай.
— Нет.
— Тогда я свет зажгу.
— Зажигай.
Николай, избегая глядеть на него, стянул с себя плащ, свитер, бросил все в угол и сел за стол в одной майке, выставив синие, обезображенные сплошной татуировкой руки.
