В пролетарские предместья Города Солнца я выбирался редко. Обычно мы отправлялись туда с матерью на могилу бабушки, которую похоронили на Чижовском кладбище – гигантском некрополе, начинавшемся сразу за предместьями и на километры уходившем в золотые ржаные поля, подступавшие к самой границе Города. Дорога до него была неблизкая и занимала, как мне казалось, половину дня. Я не любил это путешествие, тем более что пролегало оно через районы, в которых я находил что-то угрюмое, особенно в солнечный день, когда они наполнялись жесткими злыми тенями. Пасмурный день накрывал их серой фланелью, под которой они немного добрели, становились просто унылыми окраинами, в безнадежности которых даже появлялось какое-то странное очарование. Мы выезжали утром со Сторожовки в трамвае, что останавливался на другой стороне Птичьего рынка. Через пару остановок он делал кольцо, поэтому, когда вагон подъезжал, был практически пуст. Я усаживался у окна с правой стороны, чтобы лучше видеть людей на перронах. Двери дребезжа закрывались, и мы отправлялись в наш неблизкий путь до некрополя. Вначале трамвай пересекал небольшую треугольную площадь, застроенную странными деревянными домами, немного напоминавшими мне постройки из вестернов. Их фасады плотно примыкали один к другому, обращаясь к улице кричащими воззваниями вывесок. Тут имелся свой салун – маленькая пивная, булочная, гастроном. Чуть дальше на возвышении стоял кинотеатр. За площадью начиналось старое, тогда еще не раскопанное нами кладбище с высокими дубами и серым домом без окон с мерцающими цилиндрами на деревянных полках. Миновав несколько остановок, трамвай выбирался на улицу, ведущую к проспекту. Вагон был старой конструкции, поэтому ехал неспешно. На улице уже стояла жара, во время движения через маленькие, раздвинутые с двух сторон форточки в него проскальзывал поток горячего, но все же освежающего ветерка. Когда же трамвай останавливался и забирал пассажиров, поток прекращался. Тогда в вагоне зависало влажное потное ожидание. Через какое-то время за окном начинали появляться капители и лепные карнизы. Мы въезжали в город дворцов. Чем ближе трамвай приближался к проспекту, тем капителей с карнизами становилось больше. Они набирали объем, и вскоре вагон уже ехал среди огромных бисквитных тортов, пекшихся на утреннем, но уже обжигающем солнце. Торты стояли так плотно один к одному, что, казалось, к полудню, когда зной наберет максимум силы, их разгоряченные кремовые розетки, медальоны и консоли под балконами потекут по фасадам и все превратится в одну большую бесформенную бисквитную массу. Над бисквитами в синеве неба проплывали большие куски сахарной ваты, тоже готовые к вечеру растаять и сладким дождем опуститься на Город.
