— Нет, это должно быть чем-то большим, — размышляла я. — Чем-то, что вы все воспринимаете как угрозу и что Каллум не позволяет вам устранить. Это нечто, что заставляет вас защищать меня, даже если я не нуждаюсь в вашей защите.
От этих слов все четверо мгновенно ощетинились, даже Дев. Правда, он и быстрее всех пришел в себя.
— Джентльмены, полагаю, что теперь я сам этим займусь, — сказал он и взмахом руки с наманикюренными ногтями отправил наших собратьев восвояси, не дав мне возможности с помощью какой-нибудь хитрости вытянуть из них что-нибудь, чего я еще не знала.
— Ты специально это сделал, — зло прищурилась я.
Девон, поза которого и все его жесты все еще источали полное доминирование, фыркнул:
— Дорогая, если тыкать острой палкой в сердитых медведей, то в один прекрасный день будешь дуть на воду. Вот так вот.
Меня так и тянуло поиздеваться над ним за весьма вольное цитирование пословиц, но потом я решила, что этого делать не стоит. В обычных обстоятельствах Девон всегда был бы на моей стороне, выискивая ответы на вопросы и с легкостью преодолевая границы обещаний, данных мной Эли. Просто дело было в том, что он не хотел, чтобы я узнала больше, чем нужно.
— А, как раз вовремя, — сказал Девон.
И только тогда я поняла, что прямо между нами стоит Каллум. Была у него такая особенность — возникать ниоткуда, тихо и неотвратимо, — и заботливо-нейтральное выражение его лица заставило меня пересмотреть внезапно возникшее желание подразнить его.
— Я так понимаю, ты здесь из-за алгебры? — спросила я.
У Каллума была мерзкая привычка знать о том, что я собираюсь сделать, еще до того, как я это сделала, и на его территории не могло случиться ничего, что обошлось бы без его внимания.
— Девон, на одну минуту, если ты не возражаешь? — сказал Каллум подчеркнуто доброжелательно.
Девон кивнул и, опустив глаза, отошел в сторону. Результат воздействия альфы на волков был незамедлительным.
Да будет благословенным мой человеческий иммунитет.
— Брин.
Это было совсем не то, что я ожидала услышать. Я ожидала беззвучного крика, взгляда сощуренных глаз, прикосновение руки, взявшей меня за подбородок и заставившей встретиться с бескомпромиссным взглядом.
Ничего этого не было. Каллум просто произнес мое имя. У меня резко скрутило живот. Что-то произошло.
— Эли?
— Сейчас с ней все в порядке. Были небольшие осложнения. Сейчас ей назначен постельный режим.
В стае был собственный врач, тоже оборотень, который изучал медицину в самом начале 1800-х годов, но старался быть в курсе достижений современной медицины, как в ее человеческой, так и в ветеринарной разновидности. За последних два столетия он более чем достаточно насмотрелся на роды, и само собой разумеется, знал, о чем говорил. И кроме того, было совсем не похоже, что Эли пошла в обычную больницу, когда ее ребенок мог оказаться отнюдь не человеком.
