Как же все просто и красиво выглядело по его словам: прилетел, зашел в офис, только рот открыл, как к тебе сразу все бросаются и начинают наперебой зазывать в команду. А тебе остается лишь делать скептическое лицо и набивать себе цену. Нет, однозначно, когда вернусь – устрою Сереге головомойку! Ведь наверняка у него все было схвачено и оговорено заранее, и летел он на уже подготовленное место со всеми требуемыми рекомендациями в кармане. Ну кому, действительно, нужны люди с улицы, тем более студенты?
Ну и попляшет же он у меня… хотя…
Черт! При здравом размышлении, идея организовать Сереге хорошую взбучку оказалась не столь уж и замечательной. Стоит ему только узнать, как я бездарно повелся на его треп, как он немедленно сделает мою историю достоянием всего института! Первокурсники потом у меня автографы брать будут. Нет уж, дудки! Возводить свой позор в квадрат я отнюдь не собирался. Ничего не попишешь, придется проглотить обиду и тихо помалкивать, иначе.
Насчет того, что будет в противном случае, даже фантазировать не хотелось. На душе и без того было паршиво до невозможности.
Я раздраженно оттолкнул от себя запечатанный паек, который, выскочив из-под удерживавшей его лямки, отлетел аж до самой стены, и растянулся на койке, стараясь не обращать внимания на очередной приступ головокружения. Невеселые мысли продолжали хозяйничать в моей голове, но усталость и напряжение последних часов, в которые оказалось запрессовано столько событий, вскоре взяли свое. Я перевернулся набок, не рассчитав при этом силы и чувствительно ударившись локтем о край столика, потер ушибленное место и сразу же провалился в сон.
Несколько секунд я ничего не мог понять. Было уже светло. точнее, еще светло, то есть. тьфу, я так и не выключил свет, когда ложился. Мне казалось, что я успел подремать от силы минут десять, не больше, глаза наотрез отказывались открываться. Брошенный на часы взгляд, однако, утверждал, что я проспал четыре часа.
В дверь снова заколотили.
– Олег, открой!
– Что? Кто это? – я помассировал лицо в тщетной попытке хоть немного взбодриться, – что случилось?
– Это я, Гершин, – в памяти всплыл тот самый человек в костюме, что давеча спустил в унитаз мой горячечный энтузиазм, – есть разговор.
– Сейчас, – пригладив ладонью топорщащиеся волосы, я осторожно поднялся на ноги. Спать хотелось страшно, но интересно же, о чем это ему вдруг так сильно захотелось поговорить со мной посреди ночи.
