Недавняя история Германии тоже дает интересный пример взаимосвязи между коллективной сплоченностью и восприимчивостью к соблазну массовых движений. При Вильгельме настоящее революционное движение появиться не могло. Немцы были довольны централизованным авторитарным режимом кайзера, и даже поражение в Первой мировой войне любви их к нему не ослабило. Революция 1918 года была искусственной, почти не имела поддержки народа. Последовавшие за революцией годы Веймарской конституции для большинства немцев были периодом раздражения и неудовлетворенности. Привыкшие к жизни по приказам сверху и к уважению авторитетов, немцы смотрели на свободный демократический, без уважения авторитетов порядок как на хаос и неразбериху. Они были шокированы, когда узнали, что «должны принимать участие в управлении государством, выбирать себе партию и составлять собственное суждение по политическим вопросам»{46}. Они стали стремиться к новому коллективному целому, но более монолитному, более всеохватывающему и блестящему, чем был режим кайзера. И Третий рейх стал хорошим ответом на их молитвы. Тоталитарному режиму Гитлера после того, как он оформился, никогда не угрожало массовое восстание. Пока вожди нацистов охотно брали на себя ответственность и принимали все решения, для возникновения народного антагонизма не было никаких шансов. Такая опасность могла возникнуть только в случае, если бы нацисты ослабили дисциплину и контроль. Слова де Токвиля о тираническом правлении верны для всех тоталитарных режимов: момент наибольшей опасности для них тот, когда они приступают к реформам, т. е. когда начинают проявлять либеральные тенденции{47}.
Еще одной, последней, иллюстрацией к тезису, что крепкие коллективы невосприимчивы к соблазну массовых движений и что разлагающиеся общественные коллективы – наиболее благоприятная среда для роста массовых движений, являются отношения между армейским коллективом и массовым движением. Нам неизвестны случаи, чтобы в действующей армии зародилось религиозное, революционное или национальное движение. С другой стороны, разваливающаяся армия – все равно отчего: в результате ли нормальной демобилизации, или дезертирства, вызванного деморализацией, – благоприятная почва для появления массового движения. Человек, только что вышедший из армии, – идеальный потенциальный новобранец для всех современных массовых движений. Он чувствует себя одиноким и потерянным в общественной свалке гражданской жизни. Неизвестность и обязанности одинокого существования угнетают и терзают его. Он жадно мечтает о твердом порядке, товариществе, свободе от личной ответственности, он жаждет порядка, не имеющего ничего общего с обществом свободной конкуренции, в котором он оказался, – все это он находит в атмосфере братства и энтузиазма нарастающего массового движения
