И думал при этом Степан: «А вернуться он должен, обязан вернуться на коне. С выполненным не абверовским заданием, бог с ним, а с выполненным моим заданием. После осуществления задуманного содрогнется, если не вся Украина, то Западная точно, и потекут в наши ряды реки народные, реки гневные».
— Хорошо, пусть будет так…
Бандера ушел, несколько обиженный, что визит продлился так недолго. Неужели батьке Канарису больше ни о чем неинтересно поспрашивать Степана Бандеру? Мог бы хоть из вежливости…
Канарис мог бы и не встречаться ни с Мельником, ни с Бандерой. Пускай с ними, как и до этого, имеет дело Лахузен, но начальнику абвера захотелось наконец-то самому взглянуть на лидеров этого пресловутого ОУН. Посмотрел он на обоих. Оба не произвели сильного впечатления. Оба не слишком умны. Но во втором, в этом Бандере, больше силы. Правда, силы звериной, жестокой. Доведись такому сделаться гауляйтером Украины, о свободе которой он так печется, всплакнет его родина тогда кровавыми слезами…
В карцере, не имеющем окон, приближение вечера не ощущалось. Часы на руках заключенных отсутствовали, приходилось опираться на собственное чувство времени.
— Я, фраерок, ни о чем не пожалею, красиво пожил, — говорил вор по кличке Жох, он же капитан по фамилии Шепелев. — Какие женщины меня любили! В каких местах гулял, а в карманах громко шелестело! У меня в настоящем выбора нет. Следак грозился послезавтра закрыть. В лагерь сесть или на часок в общую камеру — там и там вилы. А до лагеря меня вагончик не довезет, выгрузят с высунутым языком. Мне больше нравится лечь от пули легавого, чем от заточки или удавки какого-нибудь баклана. Я соскакивать буду.
— Що будеш?
— В рывок уходить, в побег. Как только шанс представится, пусть самый дохлый. Думаю рвать, когда перевозить будут. Рвану от конвоя, а там уже как карта ляжет. Может, и промажут все. Я тебе говорил, фраерок, — Шепелев протянул руку в направлении Кеменя, — не валяйся и не сиди на камнях. Потом полжизни лечиться будешь.
— А як же спати? — спрашивая, он пересел, как и его визави, на корточки.
— Как, как! Десять минут на одном боку, потом просыпаешься от холода, сорок отжиманий столько же приседаний, и десять минут на другом боку. По-другому не выйдет. Трудно сказать, как тут будет, выражаясь в градусах, но выражаясь в ощущениях — офигеешь, фраерок.
«Может, и не придется спать, — подумал капитан. — Но ты о том не должен догадываться…»
