— Сначала пропал боец Омельченко, из старослужащих. Ушел по-тихому, без оружия. Мы…
— План оперативных мероприятий для таких ситуаций можешь не пересказывать, — хмыкнул Градов. — Давай сразу к сути.
— Мероприятия результата не дали, решили, что упустили, и стали ждать, когда он объявится на родине. Ориентировку, естественно, отправили сразу.
Полковник кивнул. Дезертировавшие солдатики богатством фантазии не отличаются, прятаться толком не умеют. Действия их предсказуемы, как бег стронутого с лежки зайца: тот всегда закладывает круг и возвращается туда же, под выстрел охотника.
— Боец объявился в части, прямо на территории. Вел себя неадекватно и… — Дибич помялся, не зная, как точнее сформулировать, — …и выглядел странно.
Учитывая обстоятельства, формулировка была необычайно мягкой, потому что вчера, когда его подвели к беглецу, Дибичу показалось, что в части появился отец Омельченко, непонятно зачем натянувший форму сына. Лицо вроде бы и то же, но принадлежало оно не двадцатилетнему солдатику, а человеку на четверть века старше: морщины, пигментные пятна, седина…
Услышав об изменениях внешности, полковник поинтересовался:
— В чем заключалась неадекватность поведения?
— Омельченко утверждает, что не покидал пределы части. Что выпил, испугался ответственности и решил подремать часок в укромном уголке и ни про какие три недели знать не знает, ведать не ведает. Мне показалось, что не врет. Глупо так врать…
— Где сейчас Омельченко?
— В изоляторе.
— Что с ним?
— Общая слабость, потеря сил… — Капитан вздохнул. — Полное истощение организма.
— Посмотрим… — туманно пообещал полковник. — Изолятор охраняют?
— Так точно. Второй раз не исчезнет.
— Кто именно охраняет?
— Два бойца из Туркмении. Надежные парни, что угодно поручить можно — главное, умело растолковать, чего от них хочешь. По-русски говорят плохо, так что, если Омельченко снова начнет бредить, ничего не поймут и не растреплют.
— Это правильно, — одобрил Градов. — Кто первым обнаружил вернувшегося бойца?
— Замполит. Столкнулся с ним у казармы и сразу увел в штаб.
— Замполит, замполит… — задумчиво повторил полковник, словно припоминая.
Затем продемонстрировал, что поинтересовался перед вылетом не только личным делом Дибича:
— Челищев Олег Янович, шестьдесят третьего года, холост, имеет взыскание на прошлом месте службы за действия, порочащие честь и достоинство офицера. Он?
Капитан подтвердил: он самый. Про честь, достоинство и порочащие их действия Дибич услышал впервые, но не удивился: с Олежки станется. Раздолбаем капитан Челищев был редкостным, но при этом языком чесал гладко и умело растолковывал военнослужащим их задачи в свете последних решений партии и правительства. А вот после пятой или шестой рюмки у Челищева начинались совсем другие речи, за которые он давно оказался у Дибича «на карандаше» как слабое звено, потенциальный объект вражеской вербовки.
