– Подамся-ка я, наверное, домой, – решил великий Матвей. – Жене цветов нужно собрать. В кузне еще покумекаю. Может, глину с песком или щепой намешать? Солому и навоз я пробовал, все равно трескается.
– Ты опять про сталь?
– Сама говоришь, – поднял глаза на девушку помощник Сварога. – Война!
– Как знаешь, – не стала спорить светлая богиня. – Пожалуй, я тебя скоро навещу. Дедушке поклонюсь, с Заряной поболтаю. Мы редко видимся, это плохо. Начинаем друг про друга забывать. Нас, можно сказать, в этом мире теперь только двое и осталось. Викентий и Валя ныне «отрезанный ломоть», Степа тоже невесть где шляется. Нужно держаться вместе.
– Угу, – кивнул бог-технолог, явно погруженный в свои мысли.
– Я тебя провожу, Матвей, – поднялась Света. – Пойдем.
* * *
Матвей всегда исполнял свои обещания. Поэтому, выйдя из зеркала в хоромах великого Сварога, он не стал подниматься наверх, а вышел из дворца, миновал обширный двор, постоянно кивая в ответ на поклоны горожан, а оказавшись за воротами – отправился вдоль реки вверх по течению, выискивая цветы на травяных прибрежных кочках. Весь прочий наволок округ Устюжны смертные выкосили начисто. Ибо кому – цветы разноцветные, красота душистая, а кому – просто сено ароматное для лосей.
Нащипав по чуть-чуть увесистую охапку ромашек, колокольчиков, гвоздик, васильков и лютиков, молодой человек вернулся домой, толкнул дверь и протянул букет опешившей жене:
– Это тебе, моя любимая! Ты у меня самая красивая, самая заботливая, самая лучшая и самая желанная! И я очень рад, что могу видеть тебя каждый день, целовать на каждом рассвете и обнимать каждый вечер!
– О, мой бог! – В первый миг Заряна даже присела, словно у нее подкосились ноги, а потом кинулась вперед, одной рукой приняла цветы, другой обняла мужа за шею, принялась часто и горячо целовать его лицо и шею: – Мой бог, мой Матвей, мой ненаглядный! Ты со мной! Я твоя! Какая же я счастливая!!!
Букет лег на стол, склеенный Матвеем еще года три назад. Женщина, не переставая целовать мужа, увлекла его за собой к постели, в которую она за четыре года наносила несчитанное количество камышового пуха, превратив в глубокий мягкий омут. По пути оба успешно избавились от одежды и упали на щекочущие овчины, уже лаская друг друга и забываясь в горячем сладострастном головокружении. Несколько часов пролетели как единый миг – и в кузню Матвей спустился уже в вечерних сумерках.
За минувшие годы мастерская заметно изменилась. В центре, вместо расколовшегося еще два года назад валуна, возвышалась самая настоящая наковальня – железная, с относительно ровными углами, рогом для изгибания заготовок и несколькими отверстиями под пробойники. Вдоль стены тянулись ряды подвешенного в кожаных петлях инструмента – молотки, молоты, клещи, метчики, зубила и пробойники. Напротив возвышался горн – втрое больше первого. Он был глиняным – но пока еще, как ни странно, не обзавелся ни единой трещиной.
