Заплатить за счастье | страница 54
— Я могу идти? — поинтересовалась она у Песаха.
— Да, конечно, идите-идите…
Имени санитарки он не помнил явно. Но она не стала мучать страдальца — просто вышла. Ему и так досталось. А достанется еще больше. Песаху с демонессочкой еще в существовании беременности рогатого убеждать, а потом изображать трагический выкидыш. Нелегко им, бедным.
— Мистрис Арха, подождите! — окликнул ее счастливый будущий несостоявшийся папаша, но, возможно, вполне уже состоявшийся муж.
— Да, лорд… Простите, я не знаю вашего имени, — вежливо, действительно вежливо, откликнулась Арха, оборачиваясь.
— Ты что здесь делаешь? — тихо спросил он.
— Я здесь работаю. Уже четыре с половиной года.
— Тьма-а! — тона он не повышал, но в голосе прорезались уже знакомые рычащие нотки. Кто-то тут, кажется, начинал беситься. — Я хотел…
— Да? — подстегнула ведунья его мыслительный процесс.
— Это совсем не то, что ты думаешь!
— Простите, но я думаю, что мне необходимо вернуться к моей работе. Кстати, уже завтра Адину можно встать с постели. Только проследите, чтобы в первое время он ограничил физическую нагрузку. И мне стоит извиниться. Я действительна была не права, подозревая вас в… неестественных пристрастиях. Ваши истинные вкусы очень… — она бросила выразительный взгляд на закрытую дверь кабинета, — … милы. Всего доброго, мессир.
— Ты знаешь, что когда злишься, у тебя глаза как у кошки горят, — спросил он тихо, полностью проигнорировав ее тираду. Потянулся, коснувшись пальцем кончика уха лекарки. — И уши прижимаются точно как у кошки.
— Зато вы в любом настроении вылитый кобель! — прошипела Арха, развернулась на пятках и гордо удалилась.
Он останавливать девушку не стал. Хотя она — чего уж скрывать? — на это надеялась.
В конце коридора ее за руку поймала Олира, сестра из приемной, чьи обязанности лекарка только что и выполняла.
— Арха, ты его знаешь? Тьма-а, какой красавчик, — закатывая глаза, простонала рыженькая бесса.
— Нет, — честно ответила ведунья, вежливо, но настойчиво освобождая свой рукав. — Я его не знаю.
И душой она не кривила. Ведь действительно — не знала. Только почему-то противно было так, словно ее только что в дерьме искупали. И опять стыдно. Вот зачем она последнюю фразу выпалила? Хотя, хуже о ней рогатый вряд ли думать начнет. Потому как некуда хуже-то.
К вечеру поднялся сильный, пронизывающий до костей ветер. Поземка мела по тротуару, забиваясь в ботинки. Порывы сдергивали с плеч плащ, задирали юбку. Улицы были хмурыми, глядящими злыми глазами тусклых фонарей. Волшебные светляки, вплетенные в венки омелы, напоминали болотные огоньки. И ни души кругом. Только ветер посвистывал в подворотнях.