Джим поднялся со стула, служившего ему верой и правдой почти двадцать лет. Затем, войдя в туалет, посмотрел в маленькое зеркало. На него уставился преждевременно постаревший, немодно одетый человек. Только очки Джима выглядели стильно. Дорогая оправа была творением модного дизайнера – «вайфарер»[1] коричневого цвета, придающая взгляду глубокомысленность. Джим доплатил за особо крупные линзы. Они отлично скрывали его глаза; создавалось впечатление, будто их владелец видит всех насквозь. Раньше, в золотую пору, когда Джим носил эти очки, незнакомцы оборачивались ему вслед, кассиры отмечали гипнотическое воздействие его взгляда, а подозреваемые переставали изворачиваться и во всем признавались.
Джиму до сих пор нравились собственные глаза, именно этому органу чувств он по-прежнему доверял больше всего.
С улицы донесся звук автомобильного гудка. По утрам Джим предпочитал передвигаться на такси.
Наконец он взял последнюю наклейку – красного цвета – и прилепил ее на лоб Филипу Марлоу[2], изображенному на постере, висящем над камином. Детектив был запечатлен с выражением недовольства на лице и сигаретой «Кэмел» во рту. На наклейке Джим написал черным маркером: «Сжечь».
– Пожалуйста, прости меня, – попросил он.
На лице Филипа Марлоу было написано: «Нет».
Летние каникулы только начались, а уже поступило сообщение о первом преступлении.
Бруно, сын вышедшего на пенсию частного детектива, был уверен, что обладает всеми необходимыми качествами для того, чтобы раскрыть дело за неделю.
За завтраком, набивая рот хлопьями, мальчик выразил озабоченность.
– Кто-то ей докучал, – сообщил он, жуя.
– Не спеши, – велел Джим. – Что значит докучал?
– Она долго умывается, – пояснил Бруно, на секунду перестав жевать, чтобы закончить мысль. – Нам рассказывали о таком в школе. Она сама не своя, выглядит очень несчастной.
– Есть еще какие-то признаки? – спросила Хелен, мама Бруно, учительница, следившая за правильностью речи. – Говори медленно и ешь не торопясь, Бру! У меня от одного твоего вида может случиться несварение желудка!
– Она кажется отстраненной. Чем-то расстроенной…
– Вчера, когда я с ней разговаривал, она выглядела вполне нормальной, – заметил Джим.
– Она поправилась, вы не заметили?
– Думаю, да, – сказала Хелен. – Нам следует заявить в полицию?
Бруно прекратил жевать. Уставившись на ложку, мальчик тяжело вздохнул и подумал: «Возможно, полицейские недостаточно квалифицированны, чтобы раскрыть это дело».
