Кавалеры веселились вовсю, пока не услышали его речи. Они обрушили на него лавину оскорблений и пренебрежительных насмешек. Один молодой петушок сострил:
— Точно, Телемах хочет нам глотки перерезать! В Пилос он едет за помощью. А может, он сходит в дальнюю Спарту и обратно, и привезет с собой мстителей, раз уж он такой кровожадный. А то посетит плодородную Эфиру, там он может разжиться смертоносным ядом, подлить нам в вино и всех погубить одним махом.
Другой наглец вторил первому:
— Кто знает, чем это окончится? Начнет плавать по морю, собьется с пути и пропадет, как Одиссей, вдали от близких. А нам-то каково! Нам — лишний труд, ведь придется делить его добро! Дворец я предлагаю сразу отдать Пенелопе и ее новому мужу.
Так они издевались, а Телемах прошел в отцовскую казну, просторную и высокую комнату, набитую золотом и бронзой, сундуками с одеждой и ароматными маслами. Там же плотными рядами у стены стояли сосуды с выдержанным вином, чистым, неразведенным, ждущим дня возвращения многострадального Одиссея. Крепкие створчатые двери запирались на замок, а сторожила сокровища бдительная домоправительница Эвриклея, дочь Опса, сына Певсенора.
Телемах позвал ее и сказал:
— Милая няня, нацеди мне несколько кувшинов вина, самого лучшего, уступающего только тому, что ты заботливо хранишь для своего несчастливого короля, надеясь, что ему удастся ускользнуть от судьбы и вернуться домой. Нацеди двенадцать кувшинов и закрой поплотнее. И еще насыпь двадцать мер ячменной муки в крепко сшитые меха. И никому ни слова! Сложи все вместе, а вечером, когда мать уйдет почивать, я их возьму. Я плыву в Спарту и в песчаный Пилос, — вдруг удастся услышать новости о возвращении дорогого отца.
Услышав это, его любящая старая няня Эвриклея ударилась в слезы и запротестовала:
— Дорогое дитя, кто тебя на такие мысли навел? Зачем тебе таскаться по свету? Ты единственный сын, матери ты дороже зеницы ока, а возлюбленный Зевсом Одиссей давно погиб в дальних странах. Как только ты отвернешься, гости в зале замыслят заговор тебе на погибель, убьют тебя из-за угла и поделят между собой твое добро. Сиди-ка ты лучше во дворце, в родном доме, сторожи свое добро и не шатайся по пустынному морю, не ищи беды себе на голову.
— Не бойся, няня, — отвечал мудрый Телемах, — этот план от бога. Но клянись. что ни слова не скажешь матери, разве что дней через двенадцать, или когда она сама заметит мое отсутствие и спросит тебя. Слезы не идут ей и портят цвет лица.
