— Ты давно здесь? — виновато спросил он.
— Давно. Принесла грелку, смотрю — тебе не до меня. Села в уголок — и сижу. Дурной ты у меня, Витенька. — Маша поднялась и обняла Виктора. — Такой большой, такой сильный и такой… слабый.
— Как это слабый?! — попытался возразить Виктор, но Маша обнимала его крепче и крепче, сбивая и путая мысли.
— Да так, Витенька, слабый, — шептала Маша. — На ласку ты слабый, на доброе слово, на нежность женскую. Я же чую, сердцем бабьим чую: погладь тебя, приголубь — ты и размяк. Видно, мало ласки перепало в детстве. Мать, что ли, строгая? А подрос — девушек, поди, стеснялся. Все парней по скулам лупил боксом своим, а надо было хоть разок из-за девчонки подраться — и она бы за тобой на край света пошла. Да что там пошла, полетела бы, как я. Обожгла бы крылышки, а полетела.
— Неужели все это видно? — недоверчиво спросил Виктор.
— Что видно?
— Ну… то, что ты говорила. Что я девушек стеснялся и все такое…
— Не-е, — повернулась к нему Маша и привстала на колени. — Ничего не видно, кроме того, что ты… — Маша сделала паузу, — что ты — мужчина. С большой буквы мужчина.
— Как это — с большой буквы?
— Ну, значит, сильный, умный, честный, благородный, в меру красивый… Ну-ну, не хмурься, перебор в красоте, как правило, во вред всему остальному. Но самое главное, ты надежный! Из тебя муж хороший получится. И отец.
— Ты думаешь?
— Я знаю, — как-то сразу погрустнела Маша. — Я бы с радостью вышла за тебя замуж.
— Так в чем же дело? — привстал и Виктор. — Я же предлагал. Не раз предлагал.
— Помню, Витенька. Помню и ценю. Но… я не могу. Не время сейчас. Какая свадьба на войне? И что за семья без детей? Погоди, помолчи. Я знаю, что ты скажешь: уезжай, мол, в тыл, рожай и расти сыновей.
— И дочек, — улыбнулся Виктор. — Я согласен и на дочек.
— Ну, уеду, ну, рожу. А ты по-прежнему будешь чуть ли не каждую ночь ползать за «языком», пока… Я-то знаю, разведчиков всегда бросают в самое пекло, и потери среди них самые большие. Ох, Витенька, сколько я вашего брата вынесла на закорках! А сколько их не донесла… Мало ли сирот сейчас растет, родившихся до войны, так зачем же еще и фронтового образца?
— Странно ты рассуждаешь. Вроде бы все правильно, и в то же время, извини, конечно, не по-людски. Что же, по-твоему, если война, то вся жизнь должна остановиться? — Виктор достал папиросу, нервно закурил. — Если так, то почему на прошлой неделе два батальона затаив дыхание слушали скрипача? Почему минометчик Козин уже три альбома извел на рисунки? А знаешь, что он рисует? Не поверишь — пейзажи.
