Он заговорил, и я понял его, хотя не услышал. Слова звучали у меня в голове. Слова моего родного языка.
– Не нужно оружия, – сказал инопланетянин. – Вокруг мир, опасаться нечего.
Я сунул леммер-лучевик в кобуру, но ничего не ответил. Всё это было для меня слишком удивительно.
– Ты можешь разговаривать со мной как обычно, – продолжал он. – Моё имя Лонолон Иофаравэт. Рад приветствовать тебя в мире Нигде.
Я решил, что дальше молчать глупо, надо хотя бы представиться. Но почему-то назвал не своё имя.
– Меня зовут Свеф.
– Хорошо, я буду называть тебя так.
– Что это за планета? Почему она называется Нигде?
– Объяснить я не смогу. Но ты поймёшь, если захочешь.
И в этот момент пошёл дождь. Сильный, проливной – с неба падали не отдельные капли, а струи воды. Лонолон не обратил на это никакого внимания. Потом я узнал, что на Нигде дожди идут почти постоянно. В моём прежнем мире дожди тоже бывали, но от них предпочитали прятаться. Поэтому сейчас мне захотелось укрыться от ливня. Я принялся сбивчиво объяснять Лонолону мою проблему со СКАБом. Но, к моему удивлению, он отрицательно покачал головой, давая понять, что в этом помочь мне не может.
– Неужели твоя цивилизация настолько неразвита? – изумился я.
Мне показалось, Лонолон улыбнулся, несмотря на то, что выражение его лица как будто совсем не переменилось.
– Пойдём, – сказал он и сделал призывный знак рукой.
И я пошёл. По бескрайней каменистой равнине, под хлещущим дождём я шагал за ним – прочь от своего СКАБа. Началось моё путешествие по Нигде. Это можно назвать неразумным, но и корабль, и вещи, оставшиеся в нём, и само понятие разумного перестали казаться мне сколько-нибудь важными. Во мне что-то изменилось – окончательно и бесповоротно.
Необходимость покидать планету отпала сама собой. На Нигде я не чувствовал себя пленником. Наоборот, здесь я был гораздо свободнее, чем скитаясь от одной планетной системы к другой.
Узнавать этот мир я учился постепенно. На мои бесчисленные вопросы Лонолон отвечал с неизменным доброжелательным терпением. Но его ответы были не тем, что можно просто принять в готовом виде. До сути мне приходилось додумываться самому.
Он никогда не обращался ко мне пренебрежительно или свысока. Хотя причины испытывать превосходство у него были. Нигде оказался одной из древнейших колыбелей разума. Сама планета была всего на четыре с половиной миллиарда лет моложе нашей вселенной, а жизнь на ней – на пять с половиной миллиардов. Восемь миллиардов лет эволюции привели к тому, что теперь нигдеанцы (или как они называли себя сами – «никто») существовали в форме почти чистой психической энергии. Не полностью неосязаемой – к ним можно было прикоснуться, но ощущения при этом возникали совсем другие, чем когда дотрагиваешься до обычного физического существа.
